— Привет, — поздоровалась я, открывая дверь, чтобы впустить стоящего там Кристиана. Но мужчина поднял руку в останавливающем жесте, отчего нехорошее предчувствие закралось в мысли, оставаясь там и находя подтверждение в слишком мрачном взгляде мужчины, отсутствии привычной улыбки и нежелании зайти. В одно мгновение что-то сломалось, забрав с собой все хорошие события, окрасив их в черный. И мне так хотелось, чтобы именно сейчас это оказалось просто моей тревожностью.
— Что-то случилось? — все же выдавила я из себя, давя подбирающиеся слезы и стараясь не отводить взгляд.
— Нам нужно прекратить все, что между нами есть, Изи, — проговорил мужчина почти шепотом.
— Мне стоит спрашивать о причине?
— Ты сама знаешь, что так нельзя, — покачал головой он, опустив взгляд в пол. Я выпрямилась, вопреки желанию расплакаться и попросить его сказать, что это все шутка. Но я знала, что больше не могу дать увидеть ему ни то, насколько мне больно, ни то, как сильно хотела, чтобы это все оказалось дурным сном.
— Я тебя услышала, — Кристиан кивнул, тут же развернувшись, чтобы уйти. Я.сделала шаг назад, скрываясь в темноте коридора и смотря на спину Кристиана. Он, словно снова почувствовав мой взгляд, повернул голову, так, чтобы не видеть меня, но чтобы его слова были услышаны.
— Спасибо, Изи, — проговорил он, а я, чувствуя, что слезы уже не сдержать, захлопнула дверь, опустилась на скамейку прихожей и дала волю эмоциям, вместе с которыми прилетел ворох вопросов. Правда, почти на все из них вариантов ответа было три. Вероятно, кто-то узнал о наших отношениях. Вероятно, теперь мое будущее висело над пропастью на веревке без мыла. А вероятно, ему ничего из происходящего между нами и вовсе было не нужно.
И почему-то в третий вариант верилось меньше всего. Или в него просто не хотелось верить. Но никогда до этого я бы не поверила в то, что почти трехнедельное знакомство могло вырвать такой пласт эмоций из груди. Это казалось неимоверно тупым, глупым, заставляло злиться на саму себя. Я ведь знала, чем это могло закончиться, знала о возможных последствиях, но все равно влезла в эти “отношения”. Позволила какой-то симпатии встать выше разума, выше планов и целей на будущее, и от этого было еще сложнее. Эти эмоции не оправдали риска. Эти эмоции не стоили того, чтобы рыдать из-за них в коридоре в темноте под звук тикающего таймера духовки. Они того не стоили, но я все равно плакала, веря, что слезы нельзя держать в себе.
Таймер прозвенел, застав меня все также сидящей в коридоре, я утерла мокрые щеки, шмыгнула носом, думая, что Кристиан Ротчестер, хоть и был чертовски хорош, все равно не заслуживал моих слез и той боли, которая ощущалась в душе, расколов былое волшебство на что-то темное и неприятное. Хотелось стереть воспоминания, убрать их, избавить саму себя от этого, не думать о том, что придется видеть его каждый день в университете, прийти к нему на экзамен и постоянно сталкиваться во дворе и спортзале. Я знала, что справляюсь, но это все равно казалось сложной задачей.
Я поднялась со скамьи, вошла на кухню, запихнула в себя тарелку запеченной картошки, даже не чувствуя вкуса и без особого желания, потом сходила в душ, просто-напросто смывая свои эмоции и весь этот день к черту, где этому всему и место. И ложась в кровать, я уже не плакала. Произошло и произошло. У меня были бывшие парни, я уходила из отношений, от меня уходили, и раз за разом я переживала это. Бесспорно, ни с кем не ощущалось такого безумства, но рано или поздно все проходит, и это пройдет.
Глава 22
Сложнее всего было объяснить девочкам причину моего отсутствия сегодня на занятиях. Но, открыв глаза утром, именно открыв глаза, а не проснувшись, сил, чтобы подниматься из кровати я не нашла. И даже настрой на “забить и забыть” не помогал. Настроение было скверным, а от представления, что я буду сидеть на лекциях Ротчестера, слушать его голос, смотреть на него, ловить случайные взгляды. Все это было слишком.
Бегать, пытаясь выяснить реальную причину произошедшего не было никакого желания, как и видеть его, говорить с ним или о нем. И даже думать не хотелось, но почему-то думалось. Мысли, мысли, мысли, а за ними еще и еще. И жаль, что плохое самочувствие, в которое поверили Лиза и Кэсс, было выдуманным, потому что оно бы точно смыло ненужные мысли о Ротчестере и все прочие из моей головы.
Я накрылась одеялом с головой, почти как в детстве, надеясь, что оно скроет меня от всех ужасов и кошмаров. Телефон валялся выключенным где-то на другом конце квартиры, настроения лазить по нему тоже не нашлось. Это действие казалось чем-то вроде пластыря на открытый перелом — просто, чтобы было, но по факту бесполезно.