Так что я просто дала себе день на то, чтобы смотреть в потолок, спать и проклинать все то, что я чувствовала. Было даже немного глупо расстраиваться из-за какой-то недолгой интрижки, о которой через пару лет я даже и не вспомню, но игнорировать свои эмоции тоже не выход. Рано или поздно они бы догнали меня, ударив по голове, словно грабитель в подворотне. Я не хотела становиться бесчувственной, безэмоциональной и закрытой, мне нравилось то, как я видела мир, и я знала, что одно расставание — не конец жизни. Разумеется, ни о какой любви не шло речи. Он мне нравился, даже очень. С ним все казалось легким, красивым, свободным, но какая любовь могла появиться за пару недель? Правильно, никакой. Это просто симпатия и разбитое ожидание чего-то хорошего.
Конечно, меня огорчало, что все это происходило прямо перед праздниками, убивая и так еще не появившееся настроение и забирая решимость на то, чтобы провести праздничный день с семьей. Три дня до Рождества. Всего три дня, за которые я должна привести себя в порядок, при этом ходить в университет и делать вид, что все хорошо.
Я была готова к этой роли, но вместе с этим пыталась оттянуть действия. Наверное, поэтому следующим утром после прозвеневшего будильника я долго лежала в кровати, просто смотря в потолок, затем, теряя время, перемешивала кофе в кружке, ударяя о стенки посуды громче обычного, потом искала одежду, наткнувшись на то платье. Первым порывом было отбросить кусок ткани в сторону и больше никогда не надевать, но в итоге оно оказалось самым подходящим, поэтому я спешно натянула его, завязала волосы в низкий хвост и, схватив сумку, к которой не притрагивалась уже несколько дней, вышла из квартиры. В этот раз игнорируя по дороге кофейню, падающий снег, волшебную атмосферу вокруг и тишину. Я прошла шла по привычному маршруту, который еще никогда не виделся таким обыденным и скучным. А потом я поднялась по ступенькам к главному входу в свой корпус, сбрасывая с себя небольшую апатию и замкнутость. Моя жизнь все еще была важнее.
Лиза и Кэсс подозрительно переглянулись при виде меня, но ничего не сказали. Наверное, что-то начали подозревать, потому что мой внешний вид говорил сам за себя: лицо утром в зеркале было опухшим, глаза покраснели и, хоть еле заметные синяки я старательно замазала, не сложно сложить два плюс два, чтобы все понять. Но я была благодарна подругам за то, что они не давили.
Блондинка выдавала новости вчерашнего дня, изредка поглядывая в мою сторону, словно сдерживая порыв начать расспросы. Я примерно понимала, насколько тяжело было такой любопытной особе держаться, но все же делала вид, что ничего не замечала.
Мы вошли в аудиторию за несколько минут до лекции, сразу занимая самые последние места. Сумка с гулким стуком опустилась на деревянную поверхность, я запустила туда руку в поиске привычного блокнота «на все случаи жизни», но вместо него пальцы нащупали свернутый лист бумаги. Я вытащила его из сумки, понимая
Бумага в клеточку все еще хранила запах его парфюма, а буквы все также вырисовывали приглашение провести вечер вместе. Почему все так быстро из хорошего стало
Глаза защипало от подступающих слез, я шмыгнула носом, пытаясь скрыть от подруг, но все, что я пыталась успокоить, удержать в себе, все это просто прорвалось наружу в самый неподходящий и ненужный момент. Почему волшебные замки так быстро и легко рушились? Почему счастье так легко ускользало сквозь пальцы? Почему все так неправильно?
Я схватила сумку, несчастную записку и вылетела из аудитории, в дверях едва не столкнувшись с преподавателем, очень надеясь, что девочки не пойдут следом.
Лекция уже началась, поэтому коридор пустовал, это и было худшим событием за сегодняшний день, потому что почти все звуки очень хорошо слышались в просторном помещении. И я узнала бы из тысячи голос ректора с хрипотцой, четким произношением и строгостью, как узнала бы и голос Кристиана, доносившиеся из-за двери деканата.
— Это недопустимо! Я не позволю происходить таким вещам у меня под носом! — я замедлилась, пытаясь понять, о чем они говорили. Сердце гулом застучало в ушах, разнося панику в каждую клеточку тела и заставляя слезы высохнуть. Это почти как первобытный страх, такой силы, что хотелось ворваться в кабинет без стука и узнать, о чем они говорили. Я лишь надеялась, что не обо мне. Что тема их разговора снова касалась Монро и Кристиана. Точнее, слухов о них.
— Каким «таким»? — саркастично спросил Ротчестер-младший, — Это моя жизнь, она не касается этого университета, твоей репутации и всего остального! Просто забудь, — проговорил он, а потом с той стороны раздались торопливые шаги, дверь открылась, а я едва успела отойти от этого места. Прямо передо мной появился Кристиан и, смерив меня каким-то непонятным взглядом, ушел в противоположную сторону.