Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

В своей статье о взаимном альтруизме Роберт Триверс выдвинул похожую идею: эмоции являются посредниками между нашей внутренней расчетливостью и внешним поведением. У человека эмоции вызывают реципрокность и ведут к альтруизму тогда, когда он в конечном счете может окупиться. Мы испытываем симпатию к людям, которые альтруистичны по отношению к нам, и альтруистичны по отношению к тем, которым нравимся мы. Согласно Триверсу, моралистическая агрессия служит для насаждения справедливости в реципрокных обменах — многих излишне огорчает «несправедливое» поведение. Аналогичным образом, расчетливы эмоции благодарности и сочувствия. Психологические эксперименты показывают (а опыт подтверждает), что если некое доброе деяние стоило совершившему его человеку грандиозных усилий или неудобств, оно вызывает гораздо большую благодарность, чем совершенное с легкостью — даже если полученная выгода идентична. Нам всем знакомо чувство негодования по поводу нежелательного акта щедрости, цель которого — не сделать доброе дело, а заставить нас ощутить потребность ответить подобным. Чувства вины, утверждал Триверс, используются для «починки» взаимоотношений после того, как было обнаружено мошенничество виновного. Люди скорее совершают альтруистичные репаративные жесты из чувства вины — когда их обман стал известен окружающим. В целом человеческие эмоции представлялись Триверсу отполированным инструментарием склонного к реципрокности социального существа¹²³.

Но если этот исследователь сформулировал свою версию в терминах немедленного вознаграждения через реципрокность, то модель обязательств Фрэнка гораздо менее цинична. Она не пытается лишить альтруизм альтруизма. В противоположность объяснениям, основанным на реципрокности и непотизме, модель обязательств все же допускает истинный альтруизм.

«Честный человек в модели обязательств — тот, который ценит благонадежность ради нее самой. То, что он может получить материальную выгоду от такого поведения, его не заботит. И именно благодаря такому его отношению, ему можно доверять в ситуациях, когда его поведение нельзя проконтролировать. Благонадежность, если она распознаваема, представляет ценные возможности, которые иначе были бы недоступны»¹²⁴.

На это циник может возразить — и совершенно справедливо, — что репутация благонадежности, которую дает честность, сама по себе является наградой, уравновешивающей затраты на случайный альтруизм. Так, в некотором смысле, модель обязательств все-таки лишает бескорыстие бескорыстия, превращая его в инвестицию в акции под названием «благонадежность», которая в будущем даст приличные дивиденды в виде щедрости других. Об этом и говорит Триверс.

Выходит, далекий от истинного альтруизма кооперативный человек просто-напросто преследует долгосрочные, а не сиюминутные личные интересы. Отнюдь не ставя своей целью низложение рационального индивида, столь любимого классическими экономистами, Фрэнк просто дает ему более реалистичное определение. «Рациональным идиотом» назвал Амартия Сен карикатуру на близорукого эгоистичного человека. Если последний принимает недальновидные решения, то он не рационален, а всего-навсего близорук. Он действительно идиот, не способный учесть эффект, оказываемый его действиями на окружающих¹²⁵.