Происхождение фашизма

Подобного рода военизированные организации были созданы и в Италии. Крупные предприниматели и особенно землевладельцы формируют специальные отряды для борьбы с революционными рабочими и крестьянами. Элементы, во многом сходные с германскими фрейкоровцами, составляли ядро экспедиционных сил Д’Аннунцио, с одобрения наиболее агрессивных кругов итальянской буржуазии захвативших порт Фиуме (Риека) на Адриатическом побережье Югославии. Многие из тех, кто участвовал в фиумской авантюре, оказались в рядах фашистов. Сами фашисты превратились в существенный фактор политической жизни после того, как стали платными ландскнехтами землевладельцев Паданской долины. Фашистские отряды (скуадры), представлявшие собой организованные по военному образцу подразделения, широко использовали военный опыт. «Наши враги, — писал П. Тольятти, имея в виду фашистов, — ведут войну всерьез. Даже термины, используемые фашистами для определения своих действий, заимствованы у военных. Так, операции у них — фронтальные или обходные — проводятся в соответствии с методами ведения войны. Фашисты действуют, применяя приемы и методы, которым солдаты и офицеры научились за время войны»^{135}. Еще в сентябре 1920 г. в циркуляре итальянского генерального штаба воинским начальникам предписывалось рассматривать фашистские отряды «как силу, которая может быть использована против антинациональных, подрывных элементов»^{136}.

Военизированным орудием реакции в Австрии стал хеймвер. Приход к власти социал-демократов, образование коммунистической партии, революции в Венгрии и Баварии — все это вызвало активизацию крайне правых сил, способствовало созданию организации фашистского типа уже в 1919 г. Хеймвер состоял из зажиточных крестьян, торговцев, предпринимателей. Он был нацелен как на враждебные действия против соседних с Австрией, прежде всего славянских, государств, так и на подавление внутреннего врага, т. е. левых сил. Австрийские капиталисты щедро финансировали хеймвер. Только объединение штирийских промышленников в 1921 г. предоставило в его распоряжение пять миллионов крон^{137}.

Во Франции в период забастовочных битв 1919–1920 гг. появились такие организации, как гражданские лиги, департаментские легионы защиты порядка, Ассоциация офицеров запаса и т. д., выполнявшие полицейские и штрейкбрехерские функции. «Великий страх» у швейцарской буржуазии вызвала всеобщая забастовка в ноябре 1918 г. Для борьбы с подобной опасностью возникают военизированные формирования. Из них можно отметить созданный в 1919 г. Швейцарский патриотический союз. На средства норвежских капиталистов в 1920 г. для борьбы с забастовочным движением была сформирована так называемая «Самозащита». В Финляндии такого типа организация называлась «Индустриальный мир». В ее рядах подвизался один из будущих лидеров финского фашизма В. Косола. У всех этих детищ крупного капитала и военщины фашистский почерк: террористические акции, националистическая и социальная демагогия, отрицающая классовую борьбу во имя «общенациональных» интересов.

Хотя в период революционных бурь 1918–1923 гг. в целом преобладала тенденция к контрреволюционному насилию, буржуазия не отказывалась от гибких методов социально-политического маневрирования. Под натиском революционных сил правящие круги были вынуждены пойти на серьезные социальные и политические уступки. В подавляющем большинстве стран Западной Европы были введены восьмичасовой рабочий день, социальное страхование, коллективные договоры между рабочими и предпринимателями. Из конституций устранялись различные пережитки сословных ограничений. Расширился контингент избирателей, что способствовало втягиванию в политическую борьбу массовых слоев населения.

Комплекс социальных уступок, сближение с социал-демократической верхушкой воспринимались значительной частью буржуазии как сугубо временные меры. Едва успев отразить напор революции, буржуазия немедленно пыталась отобрать у трудящихся их завоевания. Так, крупный германский промышленник Э. Хильгер в ноябрьские дни 1918 г. радовался тому, что реформистские профсоюзы пошли на переговоры с предпринимателями: «Только благодаря соглашению с профсоюзами мы можем избежать анархии, большевизма, правления спартаковцев…». Но уже через несколько месяцев он, оправившись от испуга, утверждал, что рабочие получили слишком много. Другой промышленный магнат П. Клекнер в 1923 г. заявлял, «что со стороны индустрии было серьезной ошибкой уступить социалистическому влиянию и ввести сокращенный рабочий день…» О. Шпенглер настойчиво убеждал Г. Штреземана, что «можно править вопреки социал-демократам, если вообще еще можно править»^{138}. По мнению В. Ратепау, даже представители буржуазно-либерального лагеря в Германии «рассматривали каждый шаг в деле социальной организации как уступку, а не как внутреннюю необходимость»^{139}.