С этой гипотезой уже в земном теле скрытого духовного тела согласуется, по-видимому, также взгляд на воскресение, изложенный во Втором Посл. к коринф. 5, 1; «Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное было поглощено жизнью. На сие самое и создал нас бог и дал нам залог духа». Таким образом верующий будет сейчас же после своей смерти облечен в небесное тело, и в этом теле он будет жить на небе, своей истинной, настоящей родине.
Этот взгляд, как сказано, может быть согласован с гипотезой уже теперь скрытого в верующем духовного тела; но в то же самое время он противоречит всем остальным воззрениям Павла, согласно которым воскресение верующих должно быть связано с пришествием Христа (1 Коринф. 1. 7 и сл.; 15, 23, 51 и сл.; 2 Коринф. 4, 13 и сл.). Он отличается от последних еще в том отношении, что апостол говорит здесь снова о суде, которому должны будут подвергнуться также уже находящиеся на небе, освобожденные от своих материальных тел христиане: «Ибо всем нам должно явиться пред судилище христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, — доброе или худое» (2 Коринф. 5, 10). Что этот взгляд, в сущности, лишен всякого здравого смысла, так как обладание духовным телом, надо полагать, зависит именно от поведения человека, облеченного в обыкновенное земное тело, а пребывание верующих на небе уже само по себе является предпосылкой их оправдания, — на этот счет не приходится распространяться. По-видимому, апостол даже там, где он понимает воскресенье в мистическом смысле, как непосредственное уничтожение земного тела и появление небесного тела вследствие духовной общности верующих с христом, не может вполне отделаться от традиционной иудейской гипотезы страшного суда, как бы она ни была нужна, более того, неуместна в указанном контексте.
В остальном же приведенный отрывок из Второго послания к коринфянам обнаруживает большое сходство этого мистического взгляда Павла на воскресение с эллинистическим мировоззрением и, в особенности, с александрийским учением о премудрости. У Псевдосоломона в отрывке, восходящим к «Федону» Платона, мы обнаруживаем почти полное тождество с приведенными словами Павла:
Но и мысль о том, что праведные тотчас же после своей смерти преображаются и прославляются господом и, вследствие противоположности между внешним и внутренним человеком и убеждения, что они уже теперь обладают бессмертием, относятся к земным страданиям, как к простым испытаниям, совершенно хладнокровно, — эта мысль также встречается в сочинении александрийца. Хотя они — так говорит о праведных книга Премудрости Соломона 3, 4 и сл. — и подвергаются наказанию с человеческой точки зрения, но