Происхождение христианства из гностицизма

Жизнеописание Иисуса в евангелиях изобилует в такой сильной мере ветхозаветными и астральными моментами, что нет никакой возможности распознать действительного героя евангельских повествований. Указанное обстоятель­ство опровергает, таким образом, то воззрение, которое пы­тается обосновать историчность Иисуса свежестью, ориги­нальностью и неподражаемой наглядностью евангельского образа Иисуса. Но если даже признать эту наглядность установленной, указанное обоснование все равно не имело бы никакой почвы под собой, ибо яркое изображение личности Иисуса могло быть также результатом литературных спо­собностей евангелистов. Однако, такого яркого изображе­ния в действительности вовсе не существует; предположе­ние, что евангелия создают яркий образ Иисуса, зиждется на сплошном самообмане. Это вытекает уже из того, что до сих лор не нашлось еще ни одного человека, который оказался бы в состоянии обрисовать убедительным образом истинный характер Иисуса. «Различные характеристики», справедливо указывает Смит, «в такой же степени расхо­дятся друг с другом, как и различные мировоззрения их авторов». Как известно, в бесконечной литературе этого вопроса знаменитые критики приписывают Иисусу самые разнообразные свойства. И это преподносится обычно с та­кой уверенностью, словно по этому поводу не возникает или не может возникнуть никаких сомнений. Между тем, такие писатели столь же расточительны в своих утвержде­ниях, как и скупы в своих доказательствах. Мне не удалось выявить ни одного сколько-нибудь приемлемого доказа­тельства их правоты. Очевидно, у каждого из них сложилось свое особое мнение о том, кем должен был быть Иисус, и это мнение явилось исходным пунктом их толкования. Таким образом, обрисовывая человеческий облик Иисуса, они почти всегда воспроизводят свой собственный идеал. Предлагаемая ими критика текста является скорее само­стоятельным трудом, чем истолкованием. В результате всего этого их взгляды обнаруживают чрезвычайное разно­образие. В конце концов дело дошло до того, что все по­пытки дать более точную характеристику исторического Иисуса были отброшены и решено было ограничиться са­мыми туманными очертаниями. Иисус, о котором еще со­всем недавно говорили, что он обрисован как живой, стано­вится теперь «великим незнакомцем». Это выражение от­нюдь не непонятно. Если евангельский образ Иисуса при ближайшем рассмотрении и более тщательном изучении так много теряет в смысле своей красочности и определен­ности, то едва ли можно допустить, чтобы первоначально он был выхвачен из жизни и был предназначен изображать чело­века.

О расплывчатости евангельского образа Иисуса говорит не только американский исследователь. В своей работе «Иисус, каким он был и чего он желал» («Jesus, was er war und wollte») Лютцельбергер (Lützelberger) еще в 1842 г. писал следующее: «Абсолютно неосновательно мнение, будто евангелиям ни в каком случае не удалось бы изобра­зить личность Христа, если бы она перед тем не существо­вала в действительности, и будто черты характера евангель­ского Иисуса столь своеобразны и рельефны, что легенда не была бы в состоянии их выдумать и зафиксировать. Ибо та личность, которую изображают евангелия, отнюдь нельзя признать резко очерченным, самодовлеющим обра­зом; напротив, мы имеем здесь дело с человеком, который, исходя из совершенно различных мировоззрений, говорит то одно, то другое, и который, как известно, в первом еван­гелии изображен в совсем ином свете, чем в четвертом. Лишь с огромным трудом можно из отдельных характеристик еван­гелий сколотить более или менее стройное целое, и поэтому мы не имеем решительно никакого права говорить об истори­ческой реальности личности Христа на основании оригинальности евангельского образа». Восхваляют «самобытность» евангельской истории; между тем мы уже видели, что каждое слово ее позаимствовано из других источников, и при том с такой точностью, что во всей мировой литературе нельзя было бы найти второго, хотя бы до некоторой сте­пени подходящего примера столь исчерпывающего исполь­зования первоисточников. И характеристика евангельского Иисуса всецело основывается на тех же первоисточниках. Поэтому не приходится удивляться той разноречивости черт евангельского Иисуса, которая едва ли могла бы иметь ме­сто, если бы дело касалось реальной личности.