Происхождение христианства из гностицизма

Одни рисовали себе в роли спасителя самого Иегову, ко­торый снизойдет при ликовании всей живой твари и утвердит свое царство на земле (Пс. 95, 10 и сл.; 97; 98). При этом его расписывали как «доброго пастыря», который соберет свое рассеянное среди язычников стадо и, после поражения всех прочих народов, вернет своих избранников в их перво­начальную родину (Ис. 35, 4 и сл.; 40, 10 и сл.; 52, 12; Езек. 34, II и сл.), после чего он будет в Сионе повелевать как царь над всеми народами и вечным светом озарять город божий (Ис. 60, 2 и сл.; Зах. 14, 16). Другие представляли себе, что Иегова оснует «царство божие» во израиле руками царя из дома Давида или даже самого воскресшего из мертвых Давида. Третьи, можно оказать, придерживались одновре­менно обоих взглядов, сочетая их воедино. Но и в этом случае одни представляли себе спасителя и избавителя больше в образе человеческом — в виде победоносного властелина и царя, который подчиняет всю землю скипетру Иеговы, восстанавливает иудейское царство, вновь соору­жает храм, ликвидирует на земле идолопоклонство, возве­щает господство единого истинного бога, правит народами с непоколебимой справедливостью, благочестием и мудро­стью, печется в особенности о бедных, угнетенных и слабых и, в качестве первосвященника по чину мельхиседекову, является заместителем бога на земле (Пс. 72 и 110); другие говорили об избавителе в выражениях, имевших в виду сверхчеловеческое, божественное существо: «сын божий», «мессия», т. е. помазанник[3] — так назывался избавитель, как потомок Давида и теократический царь — возводился ими на высоту непосредственной близости к самому богу и связывался с ним узами единственных в своем роде, оку­танных тайной отношений. О нем говорили, что он родится в Вифлееме (незначительное место рождения Давида) и на­мекали неясными, многозначительными словами на его домировое существование. Так, например, мы читаем у Михея 5,2: «Его господство относится к прошедшему, ко времени, предшествовавшему творению». Его называли «бо­жественным героем», «чудным советником», «отцом веч­ности» и говорили, что он узрит свет при исключительных обстоятельствах, наделенный всей полнотой могущества божьего, и в качестве «князя мира» будет править в мудрости и силе страной, в которой не будет нужды и вражды и волк будет жить рядом с ягненком, а теленок рядом со львен­ком, — страной, в которой будут царить правда и веселие и природа сама будет предоставлять свои дары безмятежно наслаждающемуся человеку (Ис. 7 и 11; 9, 5). Этим пылким надеждам люди предавались тем безудержнее, что это со­гласовалось с духом всей той эпохи.

Вера в эпохи бедствий и сменяющие их эпохи благоден­ствия под господством могущественного царя и избавителя была связана на Востоке с астрономическими и астрологи­ческими представлениями. В Вавилоне, миросозерцание ко­торого господствовало во всей передней Азии, эпохой бла­годенствия обыкновенно считалось такое время, когда на­роду жилось хорошо под властью могущественного, благо­желательного, справедливого и миролюбивого правителя; при отсутствии этих условий говорили об эпохе бедствий. При этом представляли себе, что ход земных дел опреде­ляется явлениями, происходящими на звездном небе. «Зем­ное царство», по представлениям вавилонян, имело своим первообразом и дополнением «небесное царство» — мир планет и неподвижных звезд — и взаимоотношение этих двух «царств» представляли себе наподобие того, как ри­совал себе Платон отношение чувственного, кажущегося, нереального мира к сверхчувственному, единственному истинно реальному миру идей. Земной контраст эпохи благоден­ствия и эпохи бедствий отражался в надземном контрасте летнего и зимнего звездного неба, светлой и темной поло­вины года, в смене Хорошего и худого времени года, опре­делявшейся прохождением солнца чрез соответствующие знаки зодиака. Это преставление о годичном беге солнца расширилось, в свою очередь, в представление о большом космическом мировом годе, или Эоне, в котором живет те­перешнее угнетенное человечество, и о смене его новым, прекрасным временем. И, связывая обе земные эпохи с кос­мическими событиями и определяя первые последними, люди верили, что наступление и детальные свойства нового Эона также предвозвещены в явлениях звездного неба, и стара­лись вычитать будущее из наблюдаемых в данный момент констелляций, или положений созвездий по отношению друг к другу.[4]