Происхождение христианства в свете рукописей Мёртвого моря

Дюпон-Соммэ вначале защищал тезис о том, что «нечестиво­го жреца» можно отождествить либо с Аристобулом II, либо с Гирканом II. Однако впоследствии французский историк стал утверждать, что его следует идентифицировать с одним лишь Гирканом II. Гаррисон допускает, что «нечестивого жреца» можно отождествить либо с Александром Яннаем, либо с Ари­стобулом II. Робертсон идентифицирует «нечестивого жреца» с Аристобулом II.

По мнению Рота, историческим фоном для Комментария к Аввакуму являлись события Иудейской войны 66—73 гг. Он полагает, что во время этой войны существовала республика Масада — Кумран, которая держалась независимо по отноше­нию к центральному правительству в Иерусалиме и даже боро­лась с ним. Рот утверждает, что под «праведным учителем» следует разуметь либо Менахема сына Иуды, либо Элеазара сына Яира. «Нечестивым жрецом» был Элеазар сын Анания,, занимавший в 66 г. н. э. должность начальника стражи Иеруса­лимского храма. «Человеком лжи» считался Симон сын Гиоры. Он был одним из вождей зелотов, но его религиозные и со­циальные идеи отличались от идей Элеазара сына Яира и обита­телей Кумрана. Рот считает, что под «домом Авесалома» автор Комментария к Аввакуму имел в виду одного человека, которого звали Авесаломом. Авесалом, как утверждает Рот, возглавлял одну из группировок внутри партии зелотов. Его политические и религиозные взгляды были близки, но не тождественны взгля­дам Менахема.

Дель Медико, как и Рот, утверждает, что в Комментарии к Аввакуму отражены события Иудейской войны 66—73 гг. По его мнению, «праведного учителя» следует отождествить с Мена­хемом, «нечестивого жреца» — с Ананием, а «человека лжи» — с Агриппой II.

* * *

Рассмотрение приведенных теорий показывает, что дебаты все же не привели к надежным выводам. Ни один священник, упоминаемый в источниках, не соответствует вполне точно «нече­стивому жрецу», фигурирующему в Комментарии к Аввакуму. Еще труднее найти такую историческую личность, которую можно было бы идентифицировать с «праведным учителем».

Глава VI. ХОЗЯЙСТВО, ОБЩЕСТВЕННЫЙ УКЛАД И БЫТ ЧЛЕНОВ КУМРАНСКОЙ ОБЩИНЫ

Прежде чем перейти к освещению организационной структуры и хозяйственной жизни кумранской общины, необходимо иметь представление о ее численности. По данному вопросу уче­ными высказываются самые различные точки зрения. Флуссер полагает, что сектанты жили не только в Иудейской пустыне, но и в других местах Палестины. Ссылаясь на одно место из Уста­ва общины (II, 21—22), он утверждает, что члены секты исчис­лялись тысячами. По мнению Гастера, число сектантов превы­шало четыре тысячи человек. Он при этом отождествляет их с ессеями, так как ссылается на Иосифа Флавия, приводившего данные о численности ессеев. Гастер утверждает, что сектанты жили в лагерях, один из которых находился в Кумране. В нем жило около 200 человек.

Сходные мысли по рассматриваемому вопросу высказал Эвинг. По его мнению, в 1 в. до н. э. в различных городах и деревнях Иудеи проживало более четырех тысяч сектантов, но к ним следует присоединить членов их семей, насчитывавших свыше десяти тысяч человек. Как утверждает Аллегро, кумранская община включала в свой состав приблизительно 500 чело­век. И. Д. Амусин считает, что в период своего расцвета она на­считывала не более 200—300 членов. Барроус полагает, что об­щее число членов кумранской общины достигало немногим бо­лее 200 человек.

В литературе, посвященной рукописям Мертвого моря, выска­зываются и иные взгляды по вопросу о численности обитателей кумранских пещер.

О численности кумранитов трудно делать категорические суждения, так как сведения источников по данному вопросу крайне неопределенны и отрывочны. Расхождения во мнениях в значительной степени объясняются также неодинаковым под­ходом ученых к определению численности кумранитов. Одни из них учитывают только обитателей Кумрана, другие же считают возможным принять во внимание членов ессейских общин, раз­бросанных на всей территории Палестины.

В богословской литературе, посвященной рукописям Мерт­вого моря, подчас проводится мысль, что в кумранской об­щине вся жизнь определялась лишь религиозными принципами. В изображении ряда богословов кумраниты были фанатиками, всецело занятыми молитвами и исполнением обрядов, думаю­щими лишь о моральном совершенствовании, о подавлении сво­их страстей, об избавлении от грехов и дурных помыслов. Такие утверждения являются необоснованными. Нельзя все сводить к религиозным идеям. Необходимо помнить, что сами эти идеи всегда обусловлены моментами социально-экономического по­рядка. В жизни кумранской общины религия занимала, несо­мненно, большое место, но не главное. Кумраниты были погло­щены в первую очередь житейскими заботами по добыванию средств к жизни.