Происхождение личности и интеллекта человека

Религии спровоцировали человека и на постоянное драматическое прогнозирование того, как его действия и желания оцениваются опасными сверхъестественными существами, во власти которых он находится.

Две эти позиции подтверждаются классикой антропологии: «Первобытное мышление отличается от нашего. Оно совершенно иначе ориентировано. Его процессы протекают совершенно иным путем... Первобытное мышление обращает внимание исключительно на мистические причины, действие которых оно чувствует повсюду». «В глазах первобытных людей смерть всегда предполагает мистическую причину и почти всегда насилие» (Леви-Брюль Л. Первобытное мышление, 1930). «Туземец — абсолютно не способен осознавать смерть как результат какой-нибудь естественной причины» (Spenser В., Gillen F. The Native Tribes of Central Australia, 1899). «Для сознания мугандов не существует смерти, вытекающей из естественных причин. Смерть, как и болезнь, является прямым последствием влияния какого-нибудь духа» (Roscoe J. Notes on the Manners and Customs of the Baganda, 1901).

Имущественные, половые, хищнические, межсамцовые, территориальные, иерархические агрессии, естественно, стали стержнем и содержанием всех социальных игр человека. Впрочем, сама по себе сила агрессий не гарантировала успешность в этих играх, и тогда поиск преимуществ развил т.н. лживость; свойство тем более эффективное, чем лучше были спрогнозированы его последствия.

Ad verbum, разумеется, агрессии во многом, вплоть до «изменения состояния сознания», влияют на образ действий всех животных, но только на примере homo мы можем наблюдать их способность длительно управлять поведением. Что же касается лжи, то как уже отмечалось выше (гл. II), это явление прекрасно отработано эволюцией в мимикрии рыб и насекомых, оно присутствует и в брачном, и в охотничьем, и в конфликтном поведении многих животных; а в человеческой культуре ложь развилась в столь важный фактор, что сегодня «неспособность ко лжи» является диагностическим признаком таких заболеваний, как синдром Аспергера и других разновидностей аутизма.

Столь же существенным для развития прогностизма оказался и труд, с необходимостью «пошагового» предвидения всех его промежуточных и конечного результатов. Также можно предположить, что труд был особым, «обоюдоострым» фактором. Он спровоцировал как простое (трудовое) прогнозирование, так и сложное (социальное), порожденное желанием освободиться от труда в целом или от наиболее тягостных его вариаций.

Puto, возникновение общественных отношений (сословий, классов, династий, иерархий, собственности и права) — это прежде всего история желания и умения части homo уклониться от необходимости труда.

Secundum naturam, помимо перечисленных глобальных причин (страх, ложь, труд и уклонение от него) — были и «младшие», но тоже чрезвычайно влиятельные факторы.

Самым известным из прямых следствий прогностизма стало т.н. воображение, возможно, обязанное своим развитием в первую очередь мастурбационным практикам, унаследованным homo от части предковой цепочки.

Хотя обезьяны в мире животных выделяются как активные ма- стурбаторы, это занятие у них не становится закрепленной традицией поведения, так как основано (в основном) на грубом механическом воздействии конечностей или предметов на половые органы да на сиюминутных зримых возбудителях.

Человеку же удалось и в этом вопросе сделать «шаг вперед».

Тонкая моторика его рук, поддержанная прогностическими потенциалами мозга и начатками «воображения», предложила homo множество острейших ощущений, не требовавших от него (в отличие от реальных половых связей) ни социальной состоятельности, ни исполнения матримониальных ритуалов, ни материальных или временных затрат, ни применения насилия, ни даже зримого возбудителя.

Secundum naturam, эти практики развивали «воображение», а оно становилось важнейшей частью мышления.

Найти какую-либо иную причину того, что мастурбация стала бытовой нормой homo, кроме социализации (в основе которой всегда многоразличные табу), будет очень сложно. Стилистика же половых отношений в стаях ранних людей остается дискутивным вопросом: гипотеза оргиастических отношений и промискуитета, ограниченного только факторами месячных и беременности самок, конкурирует с гипотезой «гаремной семьи».

Сторонники первой точки зрения: И. Баховен (1861), Л Морган (1934), Нестурх{1958), Золотарев (1940), Эспинас{1882), Briffault (1927), Sahlins (1960) et cetera.

Осторожными апологетами «гаремной» версии можно признать: Карпентера (1934), Тих (1947), Войтонис (1949), Yerkes (1943), Zuckerman (1932), но и то с оговорками, так как эти исследователи лишь предполагали неизбежность переноса модели отношений в обезьяньих стаях на сообщества ранних людей.