Читаем Происхождение личности и интеллекта человека полностью

Вспомним особенности воздействия очень популярного во времена Первой мировой войны«иприта»(2,2дихлорэтиловоготиоэфи- ра, т.н. горчичного газа), вероятно, самого сильного из всех кожно- нарывных ядов, определяемого по формуле Габера от C*t= 1200.

Ergo: «Тяжелые поражения дыхательного аппарата наступают при вдыхании воздуха, содержащего 7 мг на 1 м3 при 50-60-минутной экспозиции. Порог смертельной концентрации при ингаляционном воздействии соответствует приблизительно 70 мг на 1 м3 при 30-минутной экспозиции» (Янковский М. Боевые химические вещества, 1933).

А теперь откроем гортань и грудину погибшего от воздействия иприта.

Патанатомическая картина живописна и содержательна: мы видим не только поразительную мощь яда, но и силу сопротивления ему. Легкие пестры: энфиземальные участки соседствуют с ателек- тазическими очагами. Плевра мутна и экссудирована, много фибриновых пленочек. Слизистая трахеи в обволочке, причем настолько плотной, что она легко отделяется пинцетом на всем протяжении трахеи. Во всем — следы смертельной, яростной битвы организма с отравой, причем битвы, начинающейся с первой же секунды поражения.

Ad verbum, исследование внутренних тканей легких, пораженных

ипритом, сегодня затруднительно, т.к. все сохранившиеся препараты имеют музейную ценность и секционированию не подлежат. Максимум, что возможно на таких препаратах — это кратенькие, деликатные разрезики, позволяющие подобраться к перитрахеальной и перибронхиальнойтканикрупныхисреднихбронхов.С ними картина тождественна: все покрыто фибринозно-гнойными пеленами, преимущественно слоистыми, что говорит и о жестокости процесса, и о силе иммунного ответа.

Но несмотря на патанатомическую очевидность того, что попавший в организм иприт с первого же мгновения начинает разрушение клеточных мембран, через это «заживо» некротизируя органы,

«пострадавшие указывают, что находясь в отравленной зоне они чувствовали только странный запах, который вначале ощущался очень явственно, затем они быстро к нему привыкали и переставали замечать. Никаких неприятных ощущений они при этом не испытывали. Первые субъективные нарушения появляются спустя 2-3 часа от момента соприкосновения с ядовитым веществом» (Савицкий Н., проф. Частная патология и терапия поражений боевыми отравляющими веществами, 1941).

Здесь будет уместен вопрос о статистике поражений дихлорэтило- вымтиоэфиром. По Вирту(Wirth. DerDeutscheMilitararzt, 1936 и Wirth. Zur Behandlung der Blausaurevergiftung, 1937), c 22 апреля 1915 года, т.е. с того дня, когда этот газ был применен впервые, количество только смертельных случаев чуть превысило миллион во всех армиях. Н. Gilchris (1928) и A. Prentiss (Chemicals in War, 1937) приводят гораздо большие цифры (только в русской армии — 475 340). А вот б. Урланис в «Истории военных потерь» (1994) категорично и аргументированно настаивает на общей цифре 39000 погибших вообще от всех видов газа за 1915-1918 гг. (На иприт, по всем источникам, приходится примерно половина). Как видим, данные разнятся, но для статистической весомости этого «эксперимента» вполне достаточно и 1000 случаев, а в их наличии сомневаться не приходится. Что же касается симптоматики поражений, то она всегда была достаточно типична и полностью сходствует с той, что описана Н. Савицким.

На этом простом «ипритовом примере» мы со всей наглядностью видим не только бессилие, но и «слепоту» разума, его полную «непосвященность» в те трагические, фатальные события, что свершаются в организме.

Понимание происходящего приходит, как правило, с теми грубыми, «прямыми» висцеральными ощущениями, когда изменение поведения уже почти ничего не решает.

Если бы знание о поражении пришло бы с клеточного уровня в то мгновение, когда только началось разрушение органелл и расщепление макромолекул (в т.ч. белковых), то последовало бы поспешное бегство из опасной зоны или принятие иных мер, которые сделали бы воздействие газа не столь фатальным. Но изолированная от тонких процессов физиологии функция разума пребывает в полном неведении о творящейся драме и не способна вовремя изменить поведение существа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука