Происхождение личности и интеллекта человека

Предположение о том, что поведением ранних homo могли управлять деменции®, галлюцинозы, мании, стереотипии, кататонияf и эхолалия[5] [6] et cetera, т.е. то, из чего «состоит» (по И. Павлову) более-менее полноценная шизофрения в ее сегодняшнем понимании, конечно, экзотично, но, puto, может иметь место лишь в романах, «житиях» или психологических сочинениях. Нейрофизиология же не оставляет сомнений в том, что только абсолютно адекватная и предельно точная рефлексия могла обеспечить выживаемость организму (виду, роду, семейству, отряду et cetera).

Sed следует признать, что общая стилистика первобытного мышления человека при поверхностном анализе дает основания признать некой нормой этого мышления то, что в XIX столетии получило название «шизофрения». Нет сомнения, что абстрагированная психиатрическая диагностика XIX-XXI веков именно так маркировала бы и ацтекский способ приумножения урожая тыкв, а также принятые в средневековой Тюрингии методы укрепления стен через замуровывание в них детей, или эвхаристические практики. Но основываясь на сделанном

выше анализе, мы получаем право на вывод, что эти и другие системные прецеденты истории homo не имеют ничего общего с деменциями или иными повреждениями функций мозга, а есть, вероятно, следствие несопоставимости поставленных жизнью задач и возможностей «природного» разума человека. К тому же, шизофрения — явление комплектное, и кроме алогичного ответа на сложный «вызов» предполагает наличие у «ответчика» множества иной симптоматики, а данными о таковой ни классическая антропология, ни история не располагают. Более того, люди, массово демонстрирующие неадекватность при решении сложных вопросов, показывают точность, успешность, хорошую обучаемость в решении тех задач, где все составляющие очевидны. (В вопросах строительства, ремесел, военного дела, иерархирования своих сообществ et cetera.)

Е supra dicto ordiri разум не надо переоценивать, в нем нет ничего чрезвычайного или «уникального», это очень древняя и весьма банальная функция практически любого живого организма. Перечисленные выше факты и выводы также дают основания предполагать, что разум не является «главной функцией мозга».

Возникает два итоговых вопроса, касающиеся природы разума. Первый — о степени его развитости у homo сравнительно с другими животными.

Второй — насколько анатомическая сложность мозга может служить индикатором этой развитости?

На первый вопрос, ответ, puto, прост и очевиден: если развитость разума определять по точности тех поведенческих решений, что основаны на оценке явных факторов, то тут человек будет примерно равен любому другому животному, что подтверждают два миллиона лет его «дикой» истории и задокументированные образчики поведения «мауглеоидов».

Ad verbum, теперь становится отчасти понятно, почему на простую задачу по усовершенствованию каменных орудий человеку понадобилось около миллиона лет.

В тех же случаях, когда поставленный перед «чистым разумом» вопрос содержит скрытые или неявные факторы, то основываясь лишь «сам на себе», отделенный от искусственных коллективных интеллектуальных систем, разум homo способен к решениям либо полностью ошибочным, либо содержащим очень высокий «процент ошибки», что в известной степени доказывают примеры, предложенные классической антропологией, религиями, народной медициной et cetera.

Что же касается второго вопроса, то однозначный ответ на него, вероятно, невозможен по простой причине отсутствия анатомического «субстрата разума».

Установив специализации практически всех отделов головного мозга, от мозжечка до лучистостей мозолистого тела, нейрофизиология не может и, вероятно, не сможет никогда указать ту мозговую структуру, которая собственно и генерирует интересующую нас функцию, т.е. разум.

Exempli causa:

Мы можем с определенной уверенностью не просто назвать те мозговые субстраты, которые осуществляют наш процесс визуализации мира, но и предъявить их «на стекле».

Для этого достаточно положить анатомический препарат головы homo или любого другого млекопитающего на стол — и отпрепарировать из него глаза, т.е. внешнюю часть зрительного анализатора головного мозга. Затем, вскрыв череп, достав и перевернув мозг, следует отделить оптический нерв, хиазму, зрительные тракты, прорезаться к латеральным коленчатым телам, лучистости Грацио- ле, клину, шпорной борозде, язычной извилинке, а затем коротким движением ланцета отодвинуть извлеченные структуры от основной мозговой массы.

Этот набор анатомических фрагментиков и будет материальным субстратом нашего зрения.