Происхождение личности и интеллекта человека

У рептилий и млекопитающих наблюдается дальнейшее деление амигдалы на латеральное, базальное, кортикальное и медиальное ядра. При этом «высшесть» животного ведет к увеличению размеров базо-латеральной группы ядер и уменьшению кортико-медиальной (Schnitzlein Н., Hoffman Н., Hamel Е, Ferrer N., 1967).

Определенную сумятицу в вопрос образования «моральных» свойств человека внесла некорректность стереотипа о его «происхождении» от понгидов — существ если и не совсем безобидных, то по крайней мере не являющихся эталоном агрессивности. Но следует помнить, что понгиды в целом и дриопитек в частности не были «взявшимся из ниоткуда» видом, а лишь продолжили эволюционную цепь млекопитающих, начавшуюся со звероящеров палеозоя. Что же касается «моральных» качеств понгидов, то, puto, каждое существо агрессивно в той степени, в какой может себе это позволить.

Стыдливость, вероятно, культивируется лишь для расставания с ней в нужные минуты и лишь как один из самых действенных разжигателей полового влечения, являясь той декоративной преградой, что разделяет обыденную жизнь от сексуальных отношений. Смысл преграды — лишь в ее разрушаемости. Стыдливость — прекрасная игрушка, чудесное украшение, но предположение о ее «врожденности» равноценно предположению, что девочка с огромным голубым бантом, который придает ей столько очарования, с ним же и родилась. Не столь жестко, но тоже очень определенно характеризовал происхождение общественной и личной морали Владимир Михайлович Бехтерев: «Мораль таким образом является не чем иным, как общественным продуктом в виде привыканий к тормозным реакциям самоограничения в интересах наибольшего сообщества... Эти навыки передаются путем подражания из поколения в поколение, становясь обычаями, которые, впоследствии, вместе с развитием культуры и грамотности переходят в писаные законы, играющие роль наложения общественных тормозов на поступки, не соответствующие интересам сообщества, причем тормозным раздражителем является угроза, связанная с известным насилием над личностью...» (Бехтерев В.М. Мозг и его деятельность, 1928).

Opportune, а вот классическое мнение о кортикальном центре взора (центре сочетанного поворота глаз и головы) — полностью оправдалось. «Электрический разряд в одной лобной доле (кпереди от передней центральной извилины) обычно вызывает медленный поворот головы, глаз и туловища в противоположную сторону. Если место разряда лежит более кпереди, тогда повороту предшествует потеря сознания или же оба эти явления происходят одновременно» (Цит. по: Пенфилд У., Джаспер Г. Эпилепсия и функциональная анатомия головного мозга человека, 1958).

Разумеется, огромную роль в стабилизации мозга как органа играет и серп, но первоочередную роль — все же плотность прилегания и соответствие формы мозга им же самим сформированному эндокра- ниуму.

Агирия, пахигирия, олигомикрогирия, т. е. существенные изменения геометрии извилин, — это уже тяжелые патологии, кстати, достаточно редкие.

Рудольф Людвиг Карл Вирхов (1821-1902) — великий немецкий ученый, врач, патологоанатом, гистолог, физиолог, основоположник клеточной теории в биологии и медицине, теории клеточной патологии в медицине; занимался также археологией, антропологией и палеонтологией (см. илл. 72).

Necessario notare, что меж орудиями homo habilis, так называемыми орудиями верхнего виллафранка, обнаруженными Б. Лики, и рубилами — скребками homo erectus некоторая разница все же есть. При этом следует помнить, что это орудия совершенно разных эпох, которые мы сознательно разделяем не только по «рубикону Валлуа», но еще и по этому признаку. «Олдувайские» образцы остаются весьма спорными. Часть исследователей относит их к эпохе homo habilis, часть — к homo erectus. Все дело в том, что «Олдувайские стоянки» формировались как раз на переходе эпох и имеют примерно установленный возраст — от 2,5 млн лет до 1,8 млн лет.

Илл. 72. Р. Вирхов

«Кроманьонские времена» вновь изменили технологии — и стали третьей эпохой еще и по признаку усовершенствования орудий. Любопытно, что в начале XX столетия австралийские аборигены, делая наконечники и скребки из бутылочного стекла и керамических изоляторов, явно придерживались «производственной традиции» новейшего типа, которую условно принято называть «отщеповой» (по принципу технологии) или кроманьонской (по эпохе), хотя, разумеется, понятия не имели о существовании таких «традиций».