Исторический взгляд на сущность еврейской жизни в диаспоре переплетается здесь с психолого-антропологической концепцией человеческого существования. Согласно Гордону, человек не заслуживает звания человека, если он не выковывает собственное бытие в непосредственном контакте с космической энергией, заложенной во Вселенной, — и этот контакт осуществляется через физический труд. Коллективное существование еврейского народа в диаспоре искажено не только потому, что народ был изгнан со своей родины, но и оттого, что, оторвавшись от своей земли, он оторвался и от
Исходя из этого, Гордон примкнул к сионистскому рабочему движению, и не потому, что стоял за классовую борьбу или социалистические принципы всеобщего избавления, а оттого, что видел в рабочем движении — пытавшемся создать экономическую базу для еврейского населения, кормящегося собственным трудом, — основу еврейского возрождения в Эрец-Исраэль. Сионизм для Гордона — это не только политическая, но и экономико-социальная и психологическая революция, без которой политический акт лишен подлинного значения.
Гордон сознавал: путь, который он называет «путем возрождения» в противоположность «пути жизни» (т. е. пути легкого приспособления к «галутной» жизни), может оказаться нелегким. Этот путь «требует от каждого индивидуума, стремящегося к возрождению и к жизни в возрождении… превратить «галутного» еврея внутри самого себя в еврея свободного; человека неполноценного, раздвоенного, неестественного — в человека здорового, верного самому себе; свою «галутную» жизнь, заклейменную внешней печатью, чуждой его духу, и внутренним клеймом, чуждым его времени… — в естественную, полную и цельную жизнь». Диаспора «засела» в душе, откуда ее необходимо выкорчевать.
Гордон указывает, что, как это ни парадоксально, жизнь традиционного еврея в диаспоре была полнее, чем жизнь еврея после эмансипации, — нотка, которую мы уже встречали в трудах других сионистских мыслителей. Религиозный еврей до эмансипации, утверждает Гордон, стремился, правда, к хорошему заработку или даже к богатству и почету, однако «таким образом, чтобы можно было жить согласно религии и соблюдать Тору во всех мелочах и деталях. Он жаждал этой жизни, и другой жизни для него не существовало». Современный же «еврей, стремящийся к «жизни» в Америке ли, в Австралии или в Эрец-Исраэль, называет жизнью все то, что можно купить за деньги, и все то, что преумножает деньги». Но подобные поиски одних лишь материальных ценностей — не важно, делается ли это в диаспоре или в Эрец-Исраэль — это принесение настоящей жизни «в жертву Азазелю» (т. е. ложным богам).
Гордон уделил в своих сочинениях значительное место связи того, что он называет «истинной и естественной жизнью», с физическим трудом, поэтому вполне понятно отождествление его концепции с понятием и термином «религия Труда», закрепившимся за его учением. В сочинении под названием «Труд» (1911) Гордон развивает принципы своего мировоззрения относительно сущности трудовой деятельности и ее связи с национальной жизнью. Посредством труда, говорит Гордон, народ связан с землей, с почвой своей родины, а с момента, когда народ отрывается от земледелия, начинается и отрыв его от родины. Тот факт, что евреи могли существовать в диаспоре, ходя окольными и непрямыми путями, облегчил для них примирение с «галутным» существованием, и в результате отрыв от трудовой деятельности превратился в жизненную привычку еврейского народа:
«Народ, целиком оторванный от природы и на протяжении двух тысяч лет запертый меж стен (гетто); народ, приученный ко всевозможной жизни, кроме сознательной трудовой жизни во имя самого себя, — такой народ не может без напряжения всей своей силы воли вновь стать живым, естественным, трудящимся народом. Нам не хватает главного. Нам недостает Труда — не работы по принуждению, а труда, к которому человек привязан органически, естественно и посредством которого народ связан со своей землей и своей культурой, произрастающей из его земли и его труда».