Происхождение творчества. Провокационное исследование: почему человек стремится к созданию прекрасного

Набоков тогда развлек меня собственным рассказом о бабочках, который принял интересный оборот. Он встретил капитана корабля, который недавно посетил Кергелен, отдаленный архипелаг вблизи Антарктиды, который редко посещали люди, и потому его естественная история была фактически неизвестна. Набоков был в восторге от рассказа о таком отдаленном месте. «А бабочки там есть?» – спросил он. «Да нет, – ответил капитан. – Никаких. Только кучка вот таких маленьких синих штучек».

Кергелен! Мы стали увлеченно говорить о таких местах на Земле, где неизвестные виды только и ждут, чтобы мы их открыли. На следующий год я получил стипендию сроком на три года, которая позволяла мне ехать куда угодно и делать все, что я хотел (при условии, что мне придется совершить «нечто необыкновенное» – этого, по крайней мере, требовало от получателя Положение о стипендии). И я поехал по миру в поисках неизвестных видов муравьев. Посетил горные леса на Кубе, верхние части склонов вулканических вершин в Мексике, дождевые леса на архипелагах Новая Каледония и Вануату в южной части Тихого океана, хребет Сарувагед и другие территории Новой Гвинеи, а также не самые исследованные западные окраины Налларборской равнины в Австралии. В каждом таком месте я увлеченно искал «нечто необыкновенное» и в ходе приключений на путях естественной истории просто не мог его не найти!

И поэтому я очень хорошо понимаю и охотника на благородных оленей в Скалистых горах, и специалиста по бабочкам, которого я когда-то посетил. Позже Набоков выразил свое видение этой темы в таких словах:

И высшее для меня наслаждение – вне дьявольского времени – любой уголок земли, где я могу быть в обществе бабочек и кормовых их растений. Вот это – блаженство, и за блаженством этим есть нечто, не совсем поддающееся определению. Это вроде мгновенной физической пустоты, куда устремляется, чтобы заполнить ее, все, что я люблю в мире. Это вроде мгновенного трепета умиления и благодарности, обращенной, как говорится в американских официальных рекомендациях, to whom it may concern – не знаю, к кому и к чему, – гениальному ли контрапункту человеческой судьбы или благосклонным духам, балующим земного счастливца

[14].

Такое же чувство вернулось ко мне ненадолго, но в полной мере, в 2016 году, когда меня пригласили стать Почетным научным руководителем экспедиции на остров Херд (увы, из-за возраста – заочно). Этот остров тоже находится у берегов Антарктиды, но он еще более удален и скалист, чем Кергелен, и образован действующим вулканом. Я написал командиру экспедиции Роберту Шмидеру, что это, конечно, для меня очень большая честь. И добавил: я бы согласился, но при условии, что группа поищет на острове муравьев. «Вы их, конечно, не найдете, потому что там слишком влажно и холодно. Но даже если я буду знать только то, что вы их искали, я уже буду чувствовать себя лучше».

15. Сады

Уже более 35 000 тому назад, во времена палеолита, предки современных людей и схожие с ними виды неандертальцев, обитавшие в степях Европы и Азии, хоронили своих мертвецов, оставляя, таким образом, клады для современных археологов. В неглубоких могилах древние часто оставляли предметы домашнего обихода и украшения верхней части тела, принадлежавшие мертвым. Только очень немногие из обнаруженных до сих пор могил были тщательно оформлены, что свидетельствовало о высоком ранге покойников.

На рассвете неолита, для которого было характерно развитие сельского хозяйства, возникновение излишков продовольствия и поселений (деревень), скорбящие стали класть в могилы цветы. Самое старое из известных ныне подобных захоронений датируется периодом, отстоящим от нашего времени на 13 700 лет. Оно находится на четырех участках, расположенных в пещере Ракефет на горе Кармель на севере Израиля.

Существует логическая причина, по которой цветы и сады должны были занять в наше время столь высокое место. Лучше всего выразила эту мысль поэт и натуралист Диана Акерман: