Происхождение творчества. Провокационное исследование: почему человек стремится к созданию прекрасного

Научно-фантастические фильмы стали за последнее время гораздо более зрелыми, чем фильмы любой другой категории. Об этом, по-моему, свидетельствует один из моих любимых ранних научно-фантастических фильмов «Грозная красная планета» (1960). Космический корабль приземлился на поверхность Марса. Симпатичные американские астронавты, напоминающие ваших соседей по коттеджному поселку, с волнением ждут того момента, когда человек впервые бросит взгляд на поверхность другой планеты. Настенные часы известной американской марки BULOVA показывают точное время. Астронавты вместе вглядываются через иллюминатор в красную дымку. Один из них спрашивает: «Ну что, есть ли тут какие-либо признаки жизни?» Другой отвечает: «Ничего. Только куча растений». Интерес публики оживляет лишь предчувствие того, что эти растения могут сожрать космонавтов, что они в конце концов и делают.

Научно-фантастические фильмы за последнее время превратились в рассказы о технически возможных (или, по крайней мере, мыслимых) приключениях, многие из которых связаны с катаклизмами вроде гибели Земли, со сценариями колонизации экзопланет или с героями-учеными, которые делают все для того, чтобы этот день (а, может, и этот мир) не пропал даром. Среди таких фильмов можно назвать «Интерстеллар» (2014), в котором пионеры космических странствий покидают умирающую Землю и через недавно обнаруженную «червоточину» в пространстве (она же пространственно-временной тоннель) вырываются на поиски планеты, пригодной для жизни. «Марсианин» (2015) – блестящий рассказ о том, как изобретательность и инопланетный грунт позволили потерпевшему аварию астронавту выжить на Марсе до прибытия спасательной миссии. В фильме «Европа» (Europa Report, 2013), завершающем список моих любимых произведений, поиск внеземных водных организмов успешно проводится в ледяном море Европы – естественного спутника Юпитера.

Превосходную параллель этим кинофильмам в области научно-фантастической литературы представляет книга Нила Стивенсона «Семиевие»[18] (Seveneves, 2015), заслужившая похвалу ученых за верность техническим деталям. По сюжету, спутник Земли Луна взрывается, а ее фрагменты начинают двигаться к Земле, но медленно, что позволяет построить строить убежища, чтобы спасти вид Homo sapiens. И если такая катастрофа произойдет, то мы можем быть уверены в том, что события пойдут именно так, как написано в книге.

В итоге можно сказать, что технические знания и творческий гений в совокупности могут обеспечить нас неограниченно прочным материалом для создания синтеза науки и искусства.

История драмы и ее критический анализ, которые берут свое начало в Древней Греции, в значительной степени являются результатом добавления языка и культуры в наследственный и основанный на эмоциях исполнительский репертуар приматов Старого Света. Хочу здесь перейти к изложению моей собственной гипотезы, которая заключается в том, что вместе с языком и культурой над становлением драмы работали остатки инстинктов, и выразилось это в объединения определенных тем, которые вызывали к жизни определенные архетипы. В современную эпоху этот феномен выражается в совершенно четких тематических очертаниях снятых кинофильмов. Эта гипотеза основана на том, что, с очевидностью, во всей анатомии и физиологии наших тел прослеживаются отпечатки наследственных признаков наших животных предков. Почему же не будет логичным предположить, что точно так же эти признаки повлияли на некоторые особенности творческого начала человека? Этот вопрос можно также сформулировать в виде двух открытых вопросов, на которые я попытался ответить на предыдущих страницах этой книги и которые требуют исследования методами, объединяющими естественные и гуманитарные науки: «Что есть природа человека?» и «Почему природа человека выдвинула его на передовые позиции на Земле?»

18. Самый дальний остров

Позвольте мне проиллюстрировать возможность существования единого творческого начала в естественных и гуманитарных науках двумя рассказами. Первый относится к самому отдаленному острову в мире – он находится у Антарктического континента.

В современном английском языке слова skerry (шхера) и seastack (дословно «морской страж», «страж моря») встречаются весьма редко. Они пришли к нам из норвежского языка: шхера означает небольшой скалистый остров, а морской страж – это вырезанный волнами столбчатый утес, вокруг которого море уничтожило остатки возвышавшихся участков суши. Эти два слова оказывают на меня почти магическое влияние. Они призывают мой разум путешественника к таинственным забытым местам, они предлагают мне посетить святилища, расположенные где-то по другую сторону океана, на которые постоянно набегают волны и которые сами по себе представляют целые миры. И пусть такой островок слишком мал для того, чтобы на нем жили люди, я все равно хочу его видеть!