Происхождение украинского сепаратизма

Главные принципы Кирилло-Мефодиевского кружка давно выяснены и сформулированы. А. Н. Пыпин дает краткую их сводку в таком виде: освобождение славянских народностей из под власти иноплеменников; организация их в самобытные политические общества, федеративно связанные между собою; уничтожение всех видов рабства; упразднение сословных привилегий и преимуществ; религиозная свобода мысли, печати, слова и научных изысканий ^{150}, преподавание всех славянских наречий и литератур в учебных заведениях [139]^*. К этому надо прибавить, что такая всеславянская федерация мыслилась не монархической, а республиканской, демократической. Про царя говорили, что он «хоч який буде розумний, а як стане самодержавно панувати, то одуріє» ^{151}. Всеми общими делами должен заведовать «общий славянский собор из представителей всех славянских племен» ^{152}.

Малороссия мыслилась в числе независимых славянских стран, «как равная с равными» и даже чем-то вроде лидера федерации.

Независимая украинская государственность основывалась, таким образом, на европейском демократическом мировоззрении. На этом же строилась «внутренняя» политика, в частности, преподавание в школах на простонародном разговорном языке. Оправдывалась эта мера соображениями культурного прогресса. Главной целью был не язык сам по себе, а мужицкая грамотность. Поднять образовательный_|173: уровень простого народа считали возможным только путем преподавания на том наречии, на котором народ говорит.

Идея эта — западного происхождения; там она горячо обсуждалась и породила обширную литературу. Отголоском ее в России были учебники на тульском наречии, которые писал впоследствии Л. Н. Толстой для своей яснополянской школы. То же собиралось делать вятское земство. Члены братства не связывали с этим намерения отделиться от общерусского литературного языка; напротив, преподавание на своем наречии способствовало бы, по их мнению, скорейшему приобщению малоруса к литературному языку и к сокровищам общерусской культуры.

В 1847 г. по доносу одного студента, подслушавшего разговоры братчиков, они были арестованы и разосланы по более или менее отдаленным местам. Только к концу 50-х годов выходят из ссылки и съезжаются в Петербург. Общества своего не возобновляют, но образ их мыслей, по-прежнему,— «прогрессивный». Это и дало основание Каткову не делать различия между украинофильством и всеми другими «бродячими» элементами русского общества.

Если не считать довольно бледных Гулака и Белозерского, то самыми видными фигурами Кирилло-Мефодиевского братства были Шевченко, Кулиш и Костомаров. Шевченко «видным» был больше как поэт, чем как член братства, с которым был очень слабо связан. Вдохновителем, «теоретиком» и душой всей группы был Н. И. Костомаров — молодой в то время профессор истории Киевского университета.

Из «Автобиографии» его можно заключить, что любовь к малороссийскому народу явилась у него в значительной степени случайно и объяснялась тем, что никакого другого поблизости не было. До 18 лет будущий украинский патриот не знал даже малороссийского языка. По крови он был полувеликорус-полумалорус. Отец его, воронежский помещик, был русским, но мать — украинка и происходила из крепостных. Костомаров сам рассказывает, как отец его, будучи уже пожилым человеком, облюбовал себе_|174: из числа своей дворни жену, бывшую в то время маленькой девочкой, отправил ее в Петербург учиться, поместил в институт для благородных девиц, и когда она по окончании его вернулась образованной, воспитанной барышней,— женился на ней. Будущий историк, таким образом, родился и вырос в семье совершенно русской по духу и по культуре. Малороссийские симпатии появились у него в Харькове, по окончании университета, в 1836—1837 г. и внушены были, главным образом, И. И. Срезневским — тоже великорусом, увлекшимся собиранием украинской народной поэзии и выпустившим в 30-х годах свои знаменитые «Запорожские древности». «Мною овладела какая-то страсть ко всему малороссийскому,— признавался Костомаров.— …Я вздумал писать по-малорусски, но как писать? Нужно учиться у народа, сблизиться с ним. И вот я стал заговаривать с хохлами, ходил на вечерницы, стал собирать песни» ^{153}. Однажды на такой вечерныци хлопцы чуть не побили молодого народолюбца, приревновав его к девицам.