Происшествие

— А чего я с ней буду дружить? — искренне удивился Виктор. — Я ее и не вижу вовсе. — И Ефросинья Викентьевна почувствовала вдруг смущение. Ведь она своего сына Викентия тоже почти не видит. Только в сад по утрам отводит. А в остальное свободное от работы время — кухня, стирка, беготня по магазинам. Может случиться, что Вика, когда вырастет, тоже скажет о матери: «А чего с ней дружить?»

— Ну она же о вас заботится, Виктор. Разве вы не любите мать и бабушку?

Виктор опять пожал плечами. «Обычная история в этом возрасте», — подумала Ефросинья Викентьевна.

Отпустив Виктора, она некоторое время сидела в печальной задумчивости. Заботил ее не ход дела, все шло пока нормально, собиралась самая разнообразная информация, собиралась достаточно оперативно, и через день-два можно будет уже проанализировать факты, составить рабочую версию.

Разговор с Виктором навел Ефросинью Викентьевну на невеселые размышления по поводу дел в ее семье. В семье Пузыревых, несмотря на кажущееся благополучие, нет духовных связей между ее членами, каждый сам по себе. У Виктора свои интересы, чуждые матери и бабушке, у Ольги свои, и лишь Варвара Ивановна объединяет их, потому что ведет хозяйство. В семье Ефросиньи Викентьевны тоже происходит какое-то разъединение. Вика с Аркадием гораздо ближе друг с другом, чем с ней. Вот вчера как легко победили они ее в вопросе с котенком. «Может быть, они уже не любят меня, — с печалью подумала Ефросинья Викентьевна. Вопреки обыкновению она достала из сумки пудреницу не для того, чтобы попудрить нос, а чтобы поглядеть на себя в зеркало. — Страшная я какая», — подумала она, разглядывая свое милое круглое лицо с ямочкой на подбородке и решительными синими глазами. Ефросинья Викентьевна послюнила палец, погладила им брови, чтоб были потемнее, облизала губы, чтоб были ярче. И попудрилась. Ей показалось, что так она выглядит симпатичнее.

Придя домой, Ефросинья Викентьевна сама нежно поцеловала Аркадия, потом Вику и неожиданно для всех и прежде всего для самой себя погладила котенка, который вертелся у ее ног. Правда, тут же она нечаянно наступила на хвост, и котенок издал истошный вопль.

— Мама, — с упреком сказал Вика, — он же живой.

И Ефросинья Викентьевна поняла, что ее поцелуи ничего не изменили. Впрочем, пожалуй, нет, потому что Аркадий вдруг объявил, что чай они сегодня будут пить все вместе, а не порознь, как обычно.

— Сегодня же пятница, — добавил Аркадий.

И Ефросинья Викентьевна снова скисла, потому что по пятницам они всегда пили чай вместе, так как Вике не надо было утром идти в детсад и его укладывали спать несколько позднее, чем в будние дни.

* * *

В субботу Кузьмичевы были приглашены тетей Томой на блины, поэтому с утра Ефросинья Викентьевна принялась за изготовление своего знаменитого селедочного паштета, а Аркадий повел юного Викентия на каток. Вика пытался было уговорить отца взять с собой котенка, но Аркадий был непреклонен.

— Мы его потеряем, Викентий. Он маленький.

— Но я тоже маленький, а не теряюсь, — возражал Вика.

— И потом он белый, на снегу его видно не будет.

— Хвост-то рыжий, — резонно заметил Вика.

— Так-то оно так, но гулять ему рано.

Ефросинья Викентьевна несколько огорчилась, что Вике не удалось уговорить отца, может, тогда в самом деле котенок приблудился бы к кому-нибудь. Честно говоря, присутствие животного в доме не нравилось Ефросинье Викентьевне, она панически боялась инфекций, которые мог подцепить сын. Аркадий много сделал, чтоб ребенок был закаленным, и потому Вика рос, почти не болея, но ведь против глистов не закалишься.

Котенок сидел на табуретке и следил за движениями Ефросиньи Викентьевны. Выражение его пушистой мордочки было абсолютно бесстрастным.

— Глядишь? — спросила Ефросинья Викентьевна. — Кыс-кыс…

Котенок и ухом не повел. Ефросинья Викентьевна пожала плечами.

* * *

Оказалось, что кроме черной блузки тетя Тома сшила себе еще и кремовую крепдешиновую. У этой ворот был заколот брошкой с блестящим черным камнем.

— У вас прекрасный агат, Тамара Леонидовна, — сказал Аркадий, целуя ей руку.

— Поднимай выше, Аркадий! — важно сказала тетя Тома, небрежно поправляя брошь.

— Ой, — фыркнула Нюра, — ты еще скажи, что это из коллекции фамильных драгоценностей. Чешская бижутерия, и Корнюхина привезла тебе из Праги. А когда я тебе предложила купить настоящую брошку, ты что мне сказала?

Тетка засмеялась.

— Ага! Ты сказала, что ты не мещанка, чтоб столько денег на себя цеплять. А деньги, между прочим, были, я тогда только что из экспедиции вернулась. Удивляюсь я тебе, тетя Тома, вроде бы из бывших, а дворянских замашек у тебя нету. Из мелкопоместных ты, что ли, а?

— А! — передразнила тетя Тома и удалилась на кухню.

В столовой был раздвинут стол, накрыт крахмальной скатертью, празднично поблескивала посуда.

— Знаешь, — пожаловалась Нюра, — с тетей Томой все же трудно. Она все время дразнится. Костя до сих пор, по-моему, не понимает, когда она говорит всерьез, а когда дурака валяет. Ты про паштет не забыла?

— Аркадий отнес на кухню. А, кстати, где Костя? Я его не видела еще.