Происшествие

Анализ лекарств, находившихся в квартире Пузыревых, как и предполагала Ефросинья Викентьевна, ничего не дал: пирамидон оказался пирамидоном, а аллохол — аллохолом. Происшествие с аптекой случилось за последнее время одно, и то какое-то странное. Это была аптека в предназначенном на слом здании, считалась она дежурной, поэтому в двери было проделано окошечко для общения с ночными страдальцами. По каким-то причинам окошечко оказалось открытым, и чтоб попасть в аптеку, достаточно было просунуть руку и отодвинуть дверной засов. Кто-то так и сделал, вошел во втором часу ночи в аптеку, старушка сторожиха проснулась и испугалась. Некто потребовал дать зубные капли и снотворное. Не помня себя от страха, старуха сунула флакон зубных капель, показала, где лежит димедрол, так как более сильнодействующие снотворные были заперты. Некто зацепил горсть пакетиков и ушел, а старуха стала вызывать милицию.

Преступление мелкое, какое-то даже безмотивное. Ефросинья Викентьевна не увидела в нем связи с делом Варфоломеева.

— В аптеках копаешься? — спросил Ефросинью Викентьевну забежавший к ней лейтенант Петров.

— Скорее для проформы, — ответила Ефросинья Викентьевна.

— А вроде бы поймали этого воришку, — сообщил Петров.

— Здесь и зацепиться не за что. Случайно, что ли?

— Случайно ничего не бывает, — важно сказал Петров, — тут одного алкаша привезли в вытрезвитель. На бульваре валялся, а у него целый карман пакетиков с димедролом. Ну с аптекой и сопоставили.

— Ин-те-ресно, — задумчиво проговорила Ефросинья Викентьевна, — интересно… У кого дело-то? Я посмотреть хочу на этого типа.

Вскоре тоненькое дело по обвинению Лютикова в ограблении аптеки было уже на столе у Ефросиньи Викентьевны.

Гражданин Лютиков, которому шел тридцать первый год, по профессии слесарь, утверждал, что не имеет ни малейшего представления, как к нему попали лекарства, намекая даже, что не исключено, что ему их подложили в вытрезвителе. Однако в ночь, когда была ограблена аптека, дома не ночевал, а объяснить, где был в это время, не мог. А сторожиха из аптеки утверждала, что грабивший был значительно ниже ростом.

Никаким боком не подходил Ефросинье Викентьевне этот Лютиков. Договорившись с кем следовало, Ефросинья Викентьевна поехала в тюрьму.

В кабинет к ней вошел рослый детина, с лицом, когда-то, возможно, красивым, но сейчас оно было отечно, в красных прожилках, лицо спившегося человека. Какая-то смутная жалость шевельнулась у нее в сердце, жалость к уничтожающему самого себя человеку.

— Лютиков? — спросила Ефросинья Викентьевна.

Он кивнул.

— Садитесь. Были в аптеке?

— Не был. Чего я там забыл? Кабы там водка была, а то таблетки, — он фыркнул.

— А если б водка?

— Если б водка — другой разговор. Когда душа горит, на что не пойдешь, — уклончиво ответил Лютиков. — А то таблетки. Их от кашля дают.

— Откуда вы знаете, что от кашля?

— Дочка маленькая болела, ей покупали такие.

— Где же сейчас дочка?

— А где? С женой…

— В разводе вы?

— Не так чтобы, — неопределенно ответил Лютиков.

— А на что вы живете? Вас ведь с работы месяц назад за прогул уволили.

— Зарабатываю. В магазине иной раз что погружу. Угощают… — он несколько приосанился.

— Угощают? — удивилась Ефросинья Викентьевна и вдруг увидела, что в глазах у Лютикова мелькает какое-то беспокойство. — Кто же вас может угощать?

— Да нет, я так, к слову сказал.

«Врет, — подумала Ефросинья Викентьевна, — но зачем?»

— А в вытрезвитель вас откуда подобрали?

— Не помню, — смутился почему-то Лютиков.

— Я напомню: из Миусского сквера…

— Может быть… У вас закурить не найдется, гражданин следователь?

— Не курю… А на что вы пили?

Лютиков помолчал, что-то соображая.

— Пятерка вроде у меня была…

— Откуда?

— Заработал.

— Что же пили?

— Красненькое. Портвейн то есть.

— А что же не водку?

— Да после семи это было.

— В каком магазине вино брали?

— На улице Готвальда.

— Воскресенье ведь было.

— Ну и что?

— А в воскресенье в этом районе магазины выходные. Может, на Новослободской брали?

— Во-во, на Новослободской, — обрадовался Лютиков.

Ефросинья Викентьевна видела, что чего-то он темнит с этой выпивкой в воскресенье, есть здесь что-то опасное для него, но что?

— Вот, — вдруг заключил Лютиков, — а таблетки мне ни к чему. И ни в какую аптеку я не лазил…

И вдруг Ефросинья Викентьевна сообразила, почему Лютиков так темнит с этой выпивкой: есть кто-то, кто видел таблетки, до того как он попал в вытрезвитель.