Происшествие

— Ма-моч-ка, — по слогам сказал Викентий и приготовился реветь. Плакал он редко, не был плаксой по натуре, унаследовав одновременно оптимизм отца и волевой характер матери. Но бывали случаи, когда только слезами удавалось завоевать те или иные позиции, потому что Ефросинья Викентьевна совершенно терялась, если ее редко плачущий сын начинал реветь белугой. — Мамочка, — повторил Викентий, сморщив лицо и внимательно поглядывая на мать.

— Нет, нет, — сказала Ефросинья Викентьевна. — От него инфекция, аллергия, бог знает что… Вика, ты начнешь болеть, а я не моту бюллетенить.

Она посмотрела на Аркадия и поняла, что поддержки не дождаться, он целиком на стороне сына.

— Смотри, Ефросинья, какие мы хорошенькие котятки, — Аркадий наклонился и взял животное в руки, — посмотри…

Ефросинья Викентьевна поглядела на кошачью мордочку с круглыми, словно нарисованными глазами, и потому совершенно бессмысленную.

— Что в нем хорошего?

Вика молчал, потому что держал наизготове свое вот-вот заплачущее лицо. Он боялся, что если вступит в полемику, пропадет момент, когда надо зареветь.

— Он будет гадить…

— Не будет, — весело сказал Аркадий. — Мы его приучим.

— От него весь дом в шерсти будет. Ведь кошки лезут…

— Какая от него шерсть! Он же не ангорский. На нем и шерсти-то всего ничего.

— Он будет царапать мебель. Мы ж только что купили новую.

— Чем? — удивился Аркадий. — У него и когтей нет.

Ефросинья Викентьевна не сообразила: что кошка мала, и еще будет расти, и шерсти на ней станет много больше, и когти приобретут крепость, и потому спросила:

— Где вы его взяли?

— На улице, — простодушно ответил Аркадий.

— С ума сошли, он грязный.

— Мы искупали его. И я проверил, он вовсе не заразный. Как врач тебе говорю, — врал Аркадий.

— Нет, — твердо сказала Ефросинья Викентьевна, — отнесите его обратно.

— На улицу? — с ужасом спросил Вика и громко заревел.

— Ну, Вика, перестань, нельзя держать кошку в доме.

Но Вика вошел в раж, даже настоящие слезы появились у него на глазах.

— Вика, успокойся, прошу тебя, лучше я куплю какую-нибудь игрушку.

— Это непедагогично, Ефросинья. Сегодня ребенок вышвырнет на улицу живого котенка, а завтра, может быть, человека.

У Аркадия была своя педагогическая теория, а так как в силу занятости Ефросинья Викентьевна вынуждена была большую часть забот по воспитанию сына передоверить отцу (с чем он справлялся, прямо скажем, неплохо), к его соображениям она прислушивалась.

— Да, сначала кошку! — громко ревел Вика.

— На бюллетене с Викой сидеть будешь ты! — с сердцем сказала Ефросинья Викентьевна мужу и пошла в кухню.

— Ура! — как-то без всякого перехода от плача радостно прокричал Вика. Он знал, что, раз мама сдалась, перерешать она не будет, так как это непедагогично. Викентий тоже неплохо владел педагогическими теориями.

— Мы пообедали, — сообщил Аркадий, появляясь вслед за женой на кухне. — Разогреть тебе суп?

Он чувствовал перед Ефросиньей Викентьевной некоторую вину за свою победу в вопросе о судьбе котенка.

— Разогрей, — устало сказала Ефросинья Викентьевна. — Что в клинике?

— Нормально. — Аркадий поставил перед женой тарелку с супом. — Козлову сегодня выписали. Помнишь, я рассказывал о ней. Гипертонический криз. У нее муж алкоголик, все из дома тащит, ее лупит. Как тут не нервничать? Поэтому все наше лечение — мартышкин труд, придет домой, все начнется сначала. Когда люди станут друг к другу относиться нормально, тогда наши неврологические клиники будут не нужны. И люди твоей профессии тоже.

Ефросинья Викентьевна съела суп, поставила тарелку в мойку, но мыть не стала, так как это было обязанностью Аркадия.

— Ты обед будешь готовить или отдохнешь сначала? — спросил он.

— Обед, — вздохнула Ефросинья Викентьевна.

— А мы с Викой будем сейчас смотреть «Спокойной ночи, малыши!».

— Не вздумай позволять ему брать котенка в постель. Уж этого я никак не потерплю, это абсолютно негигиенично, — взяла реванш Ефросинья Викентьевна.

— Избави боже, — сказал Аркадий и пошел смотреть телевизор.

Вечером, уже засыпая, Ефросинья мельком подумала, что надо выяснить, не было ли в последнее время краж из аптек. Маловероятно, что здесь она обнаружит факты, связанные с делом, но опыт подсказывал, что не стоит пренебрегать и этой версией. Может случиться, что и зацепит она хоть какую-то ниточку. Вздохнув, она уснула.

А ее муж лежал в это время на кровати, притворяясь спящим. Аркадий видел, как устала жена, что нервничает из-за очередного дела, он любил ее, жалел, но не мог высказать эту жалость, потому что боялся обидеть. Ефросинье Викентьевне казалось, что жалость вызывается ее слабостью, а слабой она быть себе не позволяла. Ох как трудно было Аркадию с его милой женой, выбравшей себе такую неженскую, такую неуютную профессию.

* * *