Происшествие

— На днях в театре у вас произошел какой-то конфликт с его племянником, и я, поверив в невинность происшествия и какое-то недоразумение, обещал переговорить с вами. Извините меня, старого дурака, я вижу теперь, какая это «невинность». Он что, избил вас?

— Толкнул. А в нем около двух метров. Разбил очки, ну и…

— Да… Зачем вы пришли на работу? Посидите дома.

— Не могу. Очень тяжелый больной. Тут каждый день играет роль.

— Да… Просто неудобно мне за Петра Алексеевича, уверен, что его тоже неправильно информировали. Там что, уголовное дело завели?

— Я ничего не понимаю в этом. Мы были в милиции. А что дальше, я не знаю. Он лез без очереди за билетами в кассу… Я сказала, что не пущу… Не надо было связываться.

— Ну если всем уступать… — сердито сказал Георгий Георгиевич, который сам был из неуступчивых.

— Тем не менее, — усмехнулась Орешникова. — И еще, Георгий Георгиевич, если мне не сделают большие очки с темными стеклами, завтра на конференции я не смогу делать сообщение.

— Но это же очень важно и для вас, и для института…

— В таком виде подняться на освещенную «юпитерами» трибуну?

— М-да… — огорченно вздохнул Георгий Георгиевич. — Ничего себе невинная история. В таком виде действительно неудобно. И поручить прочесть никому нельзя, ведь непременно будут вопросы… А если взять просто пляжные очки без диоптрии, это я вам вмиг сорганизую, у дочки такие есть, даже носа не видно.

— У меня минус четыре. И я ничего не увижу на таблицах.

— На таблицах все покажет ваш помощник. Нельзя же сдаваться, Евгения Дорофеевна. Сейчас я распоряжусь, чтоб привезли очки.

— Так, может быть, мне еще сделают!

— Ничего, будет запасной вариант. Еще раз извините меня, Евгения Дорофеевна… Ну, желаю успеха.

Лидия Алексеевна Архипова несколько успокоилась после того, как брат сообщил ей, что переговорил с директором института, где работает эта склочница. Она и мужа успокоила, и Илье сказала, чтоб выбросил из головы глупую, как она выразилась, историю и готовился к последнему экзамену. Впрочем, чтоб набрать проходной балл, Илье теперь было достаточно и тройки, которую он легко получил.

Когда почтальонша принесла повестку из милиции, приглашавшую Илью к следователю Лобовой, у Лидии Алексеевны руки задрожали.

— Как! Опять? — воскликнула она, обращаясь к ничего не ведавшей почтальонше, потом спохватилась, позвала Илью, сказала бесцветно: — Илья, распишись, тебе повестка.

Илья расписался, закрыл за почтальоншей дверь, хмуро спросил:

— Почему же ты сказала, что дядя Петя все уладил?

— Он уверил меня, что все в порядке, что он поговорил с директором.

— В чем дело? — спросил, выйдя из комнаты, Архипов.

Сереженька, посмотри — повестка, завтра в пятнадцать к следователю.

— Может, сначала вы сходите? — спросил Илья. — А то я наболтаю там чего-нибудь лишнего…

— В этом есть смысл, Сереженька, — заметила Лидия Алексеевна. — Скажем, что он на даче, а мы не успели ему сообщить.

Орешникову тоже вызвали в милицию на шестнадцать часов, и она, кляня все на свете, поехала. Жалко было тратить время. Но, с другой стороны, вспомнив Басаргина, неприятные ощущения на конференции, когда она стояла в чужих очках на трибуне, не видя зала и его реакции, волнуясь, что помощник не так объяснит диаграммы и таблицы, вспомнив, как красивый мальчик с наглым лицом прошипел ей: «Закрой пасть, тетка», — Орешникова почувствовала желание наказать этого юнца. Она не жаждала крови, но захотела справедливости. Однако, вскоре за сутолокой дел почти перестала думать об этом происшествии. От чего она по-настоящему страдала — это из-за Басаргина. Басаргин — вот была ее боль, ее рана.

В коридоре сидели двое, мужчина и женщина, красивые, хорошо одетые, примерно одних лет с Орешниковой. Она мимолетно глянула и постучала в дверь.

Следователь Лобова оказалась молодой женщиной сурового вида, может быть, из-за сросшихся на переносице бровей.

— Рассказывайте, — сказала она Орешниковой, грустно улыбнувшись, и суровость ее сразу исчезла.

— Рассказывать-то особо нечего. Я прошлый раз все рассказала.

— Я допрашивала свидетелей Вронскую и Вербицкую. Они подтверждают ваши показания. Я хотела сегодня устроить вам очную ставку с Архиповым.

— Его фамилия Архипов? — удивилась Орешникова. — А я думала, Громов.

— Почему?

— Профессор Громов просил директора института, где я работаю, уговорить меня, чтоб я простила его племянника и сказала вам, что он ударил меня нечаянно. Я думала, что он тоже Громов.

— Ах так, большие хлопоты начались! Я хотела устроить вам очную ставку, но вместо Архипова пришли родители, их сын на даче, они не успели ему сообщить.

— Это они сидят в коридоре? — догадалась Орешникова. — Такие… добротные. Да?

— Вероятно. Так что, директор уговаривал вас простить его?

— Он не уговаривал меня. Он просто информировал. А скорее извинялся, когда увидел мою физиономию. Он же разукрасил меня как бог черепаху. Видите, — Орешникова сняла очки, которые прикрывали еще не истаявшие кровоподтеки.

— Вы были в травматологическом пункте?

— Да! Я боялась, что он мне нос сломал.

— А справку об освобождении от работы в связи с травмой брали?