Происшествие

— Ну, может, сто много, — согласилась Марьяна. — Я просто привела это как пример высокого уровня жизни в Америке. Вот там действительно все для блага человека.

— Вот бы и ехали туда, — раздраженно заметила Ирина.

— Хватит спорить, — миролюбиво проговорила Тоня. — Ты, как всегда, впадаешь в крайности, Марьяна. Хорошо там, где нас нет.

— Неправда, — убежденно ответила Марьяна. — Если б там было плохо, люди б не ехали туда. Ладно. Мне пора. В воскресенье я позвоню тебе. До свидания, Ирина.

Проводив Марьяну, Тоня вернулась на кухню.

— Ну и подруга у тебя, — не выдержав, заметила Ирина.

— Она не подруга… Мы жили на одной площадке, как ты знаешь. И учились в одной школе.

— Зачем же она к тебе пришла?

— Она достает мне иногда кое-какие продукты. Вообще-то она человек неплохой, но дуреха, помешалась на заграничной жизни.

— Она что, продавщица?

— Да нет. Работает в гастрономе возле нашего дома. Но не продавщицей, а художницей.

— Художницей? — удивилась Ирина. — А зачем гастроному художница?

— Ну, так это называется. А на самом деле этикетки с ценами рисует, объявления всякие. Каждый год поступает в институт и все время проваливается.

— В иняз, конечно?

— Почему «конечно»?

— Надеется за границу поехать?

— Каждый выбирает свою дорогу, — сухо ответила Тоня. — Ты ведь тоже держишься за свои стихи… Почему же тогда осуждаешь других? — Хотя Тоня ни в коей мере не была согласна с рассуждениями Марьяны, но в то же время не желала, чтоб кто-то, а тем более Ирина, осуждал ее знакомых.

Ирина еле сдержалась, чтоб не наговорить Тоне резкостей. Поднялась и сказала:

— Я пришла за рецептом, а не для того, чтоб выслушивать твои соображения о моем образе жизни.

— Ты напрасно обиделась, Ира. Что я такого сказала?

По сути своей Тоня не была злой, а скорее, даже доброй. Но она любила брата, желала ему такой же счастливой, основательной и правильной жизни, как у нее. Тоня считала себя в некотором роде эталоном молодой современной женщины. А эталоны всегда несправедливы к окружающим. Ирина была другой, непонятной и, значит, неправильной. Женитьбу брата на Ирине Тоня находила неудачной и винила в этом Ирину, которая, кроме всего прочего, была на три года старше Антона, что выглядело совсем неправильным.

Как бы то ни было, свою неприязнь к Ирине Тоня обычно тщательно скрывала и сейчас переживала, что сорвалась. «Нехорошо», — думала Тоня.

— Я выписала тебе два бланка, — сказала она. — Дату поставишь сама, потому что рецепт действителен только в течение десяти дней.

— Спасибо.

Позвонил телефон. Тоня побежала в комнату, а Ирина пошла следом за ней в переднюю. Переобулась в свои туфли и встала там, прислонившись к притолоке двери, с неодобрением разглядывая в висевшем напротив зеркале свое смуглое, чуть скуластое лицо. Она ждала, когда Тоня кончит разговаривать.

— Ира, — вдруг встревоженно позвала ее Тоня. — Пойди сюда. Это мама звонит. Она спрашивает: вы не были у нее с Антоном?

— Она что, сама не помнит? — спросила Ирина.

— Дело в том, что она не может найти деньги.

— Какие деньги?

— На дачу. Она взяла из сберкассы…

— Ты с ума сошла! Дай трубку, — Ирина почти грубо выхватила у Тони трубку. — Ольга Игнатьевна, какие деньги? В чем дело? Какое я имею отношение к вашим деньгам?

— Я просто голову потеряла, — растерянно сказала Ольга Игнатьевна. — Они лежали в ящике стола. Их почему-то нет. Я думала, может, вы с Антоном заходили и переложили куда-нибудь.

— Антон не роется в чужих ящиках, а я тем более… Как вы можете? — Она сорвалась на крик, потом всхлипнула, сунула телефонную трубку обратно в руки Тони и выскочила из квартиры.

Не дожидаясь лифта, побежала по лестнице.

«Она позволяет себе оскорблять меня подозрениями, — думала Ирина, утирая слезы. — Она права. Я ведь почти ничего не зарабатываю. А бедный может быть вором…»

Она шла и казнила себя за то, что по ее вине Антон терпит лишения, ведь они живут фактически лишь на его небольшую зарплату, а она, дармоедка, все кропает и кропает никому не нужные стишки. Она казнила себя несправедливо, забыв, что последнее время не раз пыталась устроиться на работу в какую-нибудь редакцию, но безуспешно.

Ирина шла все быстрее, почти бежала по улице, пока не почувствовала неодолимое желание закурить. Остановилась, достала сигареты. Обычно Ирина стеснялась курить на улице, стоя посреди тротуара, и поэтому отошла к забору, обклеенному объявлениями, сделав вид, что читает их. Но не читала, конечно, просто глядела бессмысленно и вдруг увидела слова: «Требуется уборщица, оклад 120 рублей». Несколько раз повторила про себя адрес, запоминая, затушила сигарету и торопливо направилась к станции метро.

…Тоня, услышав, как хлопнула входная дверь, сказала матери:

— Вылетела как ненормальная. Ничего сказать нельзя.

— Да я и в мыслях не держала думать на Иру. Ни секунды не думаю, что она может взять…

— И я не думаю. Может быть, ты все-таки их перепрятала. Попытайся вспомнить. Теперь у всех склероз. Никто ничего не помнит.

— Не трогала я их. Чего я их с места на место перекладывать стану?

— Но замок, ты говоришь, цел?