Произведения, 1856—1859

Я до т хъ поръ смотр ла по дорог , пока не только скрылась его фигура, но и затихъ топотъ его лошади, потомъ поб жала на верхъ и опять стала смотр ть въ окно и въ росистомъ туман вид ла все, что хот ла вид ть. <Мы не спали съ Машей до трехъ часовъ утра и все говорили о немъ. Она тоже страстно любила его и говорила, что н тъ подобнаго ему челов ка на св т . Отлично жить на св т ! Да, тогда отлично было жить на св т ....> Онъ прі халъ на другой день, на третій день, и когда онъ день не прі зжалъ, то я чувствовала, что жизнь моя какъ будто останавливалась, и я находила, что онъ дурно поступает со мною. Наши отношенья продолжали быть т же, почти родственныя; онъ распрашивалъ меня, я какъ будто исповедывалась ему, почему-то чувствуя необходимость во всемъ съ трудомъ искренно признаваться ему. Большая часть моихъ вкусовъ и привычекъ не нравились ему. <Я любила сос дей, наряды, св тъ, котораго не видала, любила изящество, вн шность, аристократизмъ, онъ презиралъ все это.> Онъ вид лъ въ нихъ зачатки барышни. — И стоило ему показать движеньемъ брови, взглядомъ, что ему не нравится то, что я говорю, сд лать свою особенную, жалкую, чуть-чуть презрительную мину, какъ мн казалось, что я уже не люблю того, что я любила. Когда онъ говорилъ, говорилъ, какъ онъ ум лъ говорить, — увлекательно, просто и горячо, мн казалось, что я знала прежде все то, что онъ скажетъ. Только посл <передумывая> я зам чала на себ , какую перем ну во всей моей жизни производили его слова. Я удивлялась, отчего вдругъ въ эти три м сяца я <перестала любить, что любила, начинала любить новое> и на Машу, на нашихъ людей, на Соню и на все стала смотр ть другими глазами. — Прежде книги, которыя я читала, были для меня такъ, препровожденіемъ времени, средствомъ убивать скуку, съ нимъ же, когда мы читали вм ст , или онъ говорилъ, чтобъ я прочла то-то и то-то, я стала понимать, что это одно изъ лучшихъ наслажденій. Прежде Соня, уроки ей было для меня тяжелой обязанностью, онъ посид лъ разъ со мной за урокомъ, и уроки сд лались для меня радостью. Учить <хорошо, основательно> музыкальныя пьесы было прежде для меня р шительно невозможно; но когда я знала, что онъ будетъ слышать ихъ и радоваться и похвалитъ, можетъ быть, что съ нимъ р дко случалось, я играла по 40 разъ сряду одинъ пассажъ, и Маша выходила изъ себя, а мн все не скучно было. Я сама удивлялась, какъ совс мъ <иначе, лучше я стала фразировать> другою становилась теперь та музыка, которую я играла прежде. Маша стала для меня другимъ челов комъ. Я только теперь стала понимать, какое прекрасное, любящее и преданное это было созданье, и какъ оно могло бы быть совс мъ не т мъ, ч мъ оно было для насъ. Онъ же научилъ меня смотр ть на нашихъ людей, на д вушекъ, на мужиковъ, на дворовыхъ, какъ на людей, хорошихъ или дурныхъ, счастливыхъ или несчастныхъ самихъ для себя, не по одному тому, какъ они нужны или полезны для насъ. См шно сказать, а прежде эти люди, и хорошіе люди, среди которыхъ я жила, были больше чужіе для меня, ч мъ люди, которыхъ я никогда не видела. Да и не одно это; онъ открылъ для меня ц лую жизнь счастья, не изм нивъ моей жизни и ничего не прибавивъ кром себя къ каждому впечатл нію. И все это онъ открывал мн , нетолько не поучая меня, но, я зам чала, постоянно сдерживая себя и, казалось, невольно. Все то же года было вокругъ меня, и я ничего не зам чала, а только стоило ему придти, что[бы] все это вокругъ меня заговорило и наперерывъ запросилось въ душу, наполняя ее счастіемъ.