Однако можно представить, что господин Марци по какой-то необъяснимой причине проснется рано. (Или отец мастера по какой-то объяснимой причине поздно…) И тогда наверняка: закрутится карусель: господин Марци произнес пароль: озор! Озор означает следующее: Утренний свет солнца полосами пробивается в комнату. Световой клинок. Отец детей спит. Он (всегда) лежит на спине, правую ногу сгибает в колене, с левой уже сползло покрывало, оранжевое одеяло с бахромой по краям; рот открыт, подбородок отвис, как сломанный, и от этого лицо стало впалым, ощущение, будто лицевые кости прорвут бледную и щетинистую кожу: мясо из-под скул украли. Он прямо как мертвец: луч краешком уже ползет по его кадыку. Поскольку господин Марци — человек добрый, он расстраивает ситуацию (он не сторонник беспричинных смертей). Самой удобной выпуклой точкой для этого является большой палец отца. Господин Марци потирает руки — никто, ну никто бы не подумал, что они такого же размера, как у господина Дьердя, как лопаты, — обгрызенные до корней ногти (по сравнению с ним мастер — реклама маникюрного салона!) то и дело царапают кожу, с губ слетает смех лукавого гнома. (Мастер многому научился у младшего брата.)
И закручивает. Отец издает вопль итакдалее. («Зверски сильных отцов сменили декаденты-внуки». Закон третьего поколения.) Потом наступает небольшая пауза, бдительность засыпает, отец принимает ванну. Но затем господин Марци раскачивает дверь ванной, как бы перелистывая книгу (две книги!), на цыпочках — встав на носки — подкрадывается к общему с мастером отцу, чье белое тело, как потерявшая цвет водоросль, покачивается в ванне. Линии тела расплылись: одна-две волны образовали подозрительные переходы; правда, несколько четких контуров и в районе головы не внушают особого доверия. Однако не думайте, что их отец возьмет и растворится в воде для купания. На одном уровне с его шеей по линии талии в направлении ванны загибается дощатая подставка. Сюда, пережив многочисленные столкновения, проникает откуда-то пучок света; и делает воздух — благодаря пылинкам — видимым. На пылинках никого («Надо? Не надо!»). По правую руку — с обеих сторон помазка стоят две бакелитовые мисочки. Посередине дощечки — зеркало, целое, в блестящей оправе, несколько откинувшееся назад, как от боли в пояснице. Стекло заполняет оправу без щелей, и разве что покрыто паром. Налево, в глубине, равномерно разбросанные, валяются тюбики, наполовину подвернутые, как штаны калеки.
Мастер, простите, с хихиканьем наблюдает за борьбой: господин Марци плюется в отца водой с зубной пастой, а потом — бум! хрясь! — два раза дает по вопросительно поднимающемуся значительному лбу кожаным тапком. Но поскольку это вызывает у стареющего мужчины одно «детское хихиканье», господин Марци наливает
«Я сидел, притаившись, на крышке унитаза». (Ну, чтобы такое!.. Так утратить последний пафос… Или, может, он изволит быть новым чемпионом в каком-то новом виде? Проливает свет возвышенного на будничные вещи?! — «На что я проливаю? Это не я. Дьердь. Или Марцош. Или моя драгоценная мамочка, и твоего мужа, нашего доброго отца, тоже не будем исключать из позорного списка. Мало того, а ты, наверное, вне круга первичных подозреваемых, голубчик мой?!)
Стихающими взрывами тапка на лбу озор завершается.
Изобретательность господина Марци всегда играла важную роль. К примеру, насыпание соли в чай! Отличная была работа. Отец в один присест выпил а они все фыркали, фыркали о своем! Молоко в калоши! Пакет молока. Один из самых верных приемов когда кто-то из родителей спешит! Потом только… Тёте — леска, двоюродному брату — бесстрашно раскачивающиеся качели и вообще: вытащенный стул. «Одна из самых, друг мой, интеллектуальных шуток». Однако все может начаться и более мягко.