Производство пространства

Вкусовые ощущения трудно отделить от запахов и ощущений тактильных (губ, языка). Однако они отличаются от запахов тем, что даны попарно; они образуют оппозиции: кислый – сладкий, соленый – сахарный. Следовательно, их можно кодировать и производить в соответствии с определенным кодом – поваренной книгой, где заданы правила одной из практик, производства вкусов. Но из них не складывается сообщение: кодировка наделяет их детерминантой, которой они сами по себе не имеют. Сладкое не отсылает к кислому, однако в сладкой кислинке и кисловатой сладости заложена своя прелесть. Сладкое противостоит и кислому, и горькому, хотя кислый вкус не совпадает с горечью. В данном случае социальная практика разделяет то, что в природе существует вместе; она нацелена на производство наслаждения. Вкусовые оппозиции обретают силу лишь в связи с другими качествами, относящимися к тактильным ощущениям: холодному и горячему, хрустящему и мягкому, гладкому и шероховатому. Из социальной практики, именуемой «кухня», искусства обращаться с огнем и льдом, варить, тушить, жарить возникает реальность, наделенная, так сказать, человеческим, «гуманным» смыслом, хотя гуманизм обращается к ней редко; ибо традиционный гуманизм, равно как и современная его противоположность, почти не ведает наслаждения, также довольствуясь словами. В сердцевине тела есть почти нередуцируемое (несмотря на все усилия) ядро, «нечто» еще не дифференциальное, но и не индифферентное и не недифференцированное, – тесный союз вкусов и запахов в изначальном пространстве.

Перед нами нечто гораздо большее и совсем иное, чем опосредованное телом соприсутствие пространства и Эго (как изящно выразился бы философ). Спациальное тело, превращаясь в тело социальное, не вступает в некий предсуществующий мир; оно производит и воспроизводит, воспринимает воспроизведенное или произведенное им. Тело несет в себе свои свойства и пространственные детерминанты. Воспринимает ли оно их? В чувственной практике восприятие правого и левого должно проецироваться на и в вещи, быть ими маркированным. В пространство надо ввести, то есть произвести двойные детерминанты: оси координат и круглую шкалу, направление и ориентиры, симметрию и асимметрию. Все условия и принципы латерализации пространства заложены в теле, но их еще следует реализовать так, чтобы правое и левое, верх и низ были обозначены, маркированы и позволяли делать выбор (для жеста, действия).

По мнению Томатиса[101], слуху принадлежит решающая роль в латерализации воспринимаемого пространства. Пространство не только видимо, но и слышимо, оно открывается слуху раньше, чем взгляду. Правое и левое ухо воспринимают окружающее по-разному. Это различие привлекает внимание ребенка и придает плотность, физический объем получаемым им сообщениям. Следовательно, слух – опосредующее звено между пространственным телом и локализацией внеположных ему тел. Органическое пространство уха, рожденное вначале отношениями ребенка с матерью, распространяется затем на более отдаленные шумы, на голоса. Нарушения слуха приводят к нарушениям латерализации, восприятия внешнего пространства и пространства внутреннего (дислексия и т. д.).

Полностью однородное, абсолютно симультанное пространство было бы неразличимым. В нем отсутствовал бы элемент вечно намеченного и вечно разрешаемого конфликта между симметрией и асимметрией. Следует сразу отметить, что современное архитектурное и урбанистическое пространство тяготеет к такой однородности: в нем смешиваются, сливаются геометрическое и визуальное, оно вызывает физическую дурноту. Все похоже; нет больше ни локализации, ни латерализации. Любые означающие и означаемые, любые метки и указатели добавляются задним числом, ради украшения, усиливая впечатление пустыни и ощущение дискомфорта.

Такое пространство аналогично пространству философской – картезианской – традиции. Еще это, к несчастью, пространство чистого листа бумаги, чертежной доски, планов, изображений в разрезе, вертикальных проекций, макетов и проектов. Замена его на пространство вербальное, семантическое или семиологическое, еще более несостоятельна. Сухой узколобый рационализм лишает пространство его глубины и основы – тотального тела, мозга, жестов и т. д. Он забывает, что пространство – это не проекция умственной репрезентации, не видимое-читабельное: оно образуется благодаря слуху (его слушают) и действию (жестам, физическим перемещениям).

Теория информации, уподобляющая мозг машине, приемнику сообщений, выносит за скобки особую физиологию этого органа и его роль для тела. Если рассматривать мозг вместе с телом, внутри тела, он окажется не только записывающим и расшифровывающим устройством. И тем более не машиной желаний. Тотальное тело образует, производит пространство, в котором будут существовать сообщения, коды, шифры и расшифровки, возможность принятия решений.