Производство пространства

Пространство XVIII века – уже политизированное, уже геометрически-визуальное, опирающееся на живопись и монументальную архитектуру (Версаль) – переживает наступление музыки. Одновременно тело и его знаки берут реванш над бестелесностью и ее знаками – реванш, обычно именуемый «материализмом XVIII века». Дидро, доказав, что слепой знает не меньше зрячего, не уступает ему своими идеями и живет такой же «нормальной» жизнью, подрывает веру в превосходство зрения над прочими чувствами и органами чувств. Философ даже может задаться вопросом, зачем вообще нужно зрение, не является ли оно своего рода роскошью, не столько полезной, сколько приятной. Значение этой философской критики раскрывается лишь в соотнесении с великими спорами о музыке, разгоревшимися в XVIII веке, в ходе которых на первый план выдвинулось мощное понятие, объединяющее Космос и Мир, – понятие Гармонии.

IV. 14

Нам уже известны некоторые черты абстрактного пространства. Оно – продукт насилия и войны, оно является политическим и институциональным, поскольку установлено государством. На первый взгляд оно кажется гомогенным; на самом же деле оно служит орудием сил, сметающих до основания все, что им угрожает и оказывает сопротивление, – говоря коротко, различия. Эти силы перемалывают и давят все на своем пути; однородное пространство они используют как рубанок, бульдозер, боевой танк. Инструментальная гомогенность пространства создает иллюзию, которая, закрепляясь в эмпирическом описании пространства, приводит к признанию инструментальности как таковой.

Уже на начальном этапе критического анализа в таком пространстве выделяются три аспекта, или элемента (то, что обозначается этими терминами, вернее было бы назвать словом «форманты», заимствованным из анализа музыкальных звуков). Для этих формант характерна одна особенность (которая, впрочем, встречается не только у них): они друг друга и предполагают, и скрывают. Подобная ситуация невозможна при двучленных оппозициях: оба их противопоставленных члена, просто отражаясь один в другом, словно в зеркале, так сказать, сверкают и перемигиваются и потому не затемняют друг друга, а, наоборот, обретают значение. Каковы же эти три элемента?

a) Геометрическое. Это евклидово пространство, рассматриваемое философской мыслью как «абсолютное», а значит, долгое время служившее эталоном пространства (репрезентацией пространства). Определяющей чертой евклидова пространства является изотопия (гомогенность), свойство, обеспечивающее его социально-политическое использование. Редукция сначала пространства природы, а затем и любого социального пространства к гомогенному евклидову пространству сообщает ему устрашающую силу. Тем более что эта начальная редукция влечет за собой еще одну: редукцию трехмерного к двум измерениям, то есть «плану», белому листу бумаги с рисунком на нем, к разного рода картам, чертежам и проекциям.

b) Оптическое (визуальное). «Логика визуализации», стратегия, описанная Э. Панофским применительно к готическим соборам, подчинила себе пространственную практику целиком. Превращение в письменность (Маршалл Маклюэн) и превращение в спектакль (Ги Дебор) связаны с этой логикой, с двумя ее моментами, или аспектами – метафорическим (письмо и акт письма превращаются из вспомогательных в основные виды деятельности, в образцы и центры практики) и метонимическим (глаз, взгляд, увиденное уже не предстают деталями или частями, но превращаются в целое). Процесс, в ходе которого визуальное начинает преобладать над остальными чувствами, приводит к сперва к размыванию, а затем и к исчезновению всего, что связано со вкусом, обонянием, осязанием и даже слухом; все отступает перед линией, цветом, светом. Часть предмета и его воздействия принимается за целое: это нормальное (нормализованное) заблуждение оправдывается социальным значением письменности. В силу уподобления и имитации вся социальная жизнь превращается в глазную расшифровку сообщения, в чтение текста. Любое отличное от оптического впечатление – например, тактильное или мускульное (ритмы) – становится лишь символом перехода к визуальному; ощупываемый, ощущаемый руками предмет служит только «аналогом» предмета, воспринимаемого зрением. Гармония, родившаяся из слуха и ради слуха, переносится в сферу визуального; изобразительные искусства – кино, живопись – получают почти абсолютный приоритет.