Производство пространства

Пространство размечено, освоено, исследовано и признано в огромных масштабах. Оно занято, наполнено, населено все возрастающими возможностями, преобразующими его снизу доверху: возможностями производить пространство, для которого природа будет служить всего лишь сырьем, мало-помалу уничтожаемым производственными технологиями. Более того, теперь мы умеем собирать в одной точке и обрабатывать знания и информацию, полученную из ближних и дальних мест; информация и информатика отменяют расстояния, игнорируют рассеянную в пространстве (и во времени) материю. Теория центра предполагает эту новейшую способность к концентрации, которой прежде был наделен только мозг, в основном мозг гениев. Ментальный центр и центр социальный имеют теперь опосредующее, соединяющее их звено, чья главная функция состоит, по-видимому, именно в информации (которая в данной перспективе может пронизывать знание, лишь соединяя ментальное с социальным). Однако одновременно пространство распадается. Вокруг центров создается его искусственный дефицит, призванный придать ему более высокую «стоимость» при распродаже оптом и в розницу; пространство в буквальном смысле распыляется: его продают «лотами», «участками». Именно поэтому оно становится на практике средой для сегрегации, рассеивания элементов общества, выталкиваемых на периферию. Наконец, его расчленяют частные науки, и прежде всего нынешняя политическая экономия; каждая дисциплина выстраивает свое собственное пространство: ментальное и абстрактное, тщательно противопоставляемое социальной практике. Вычленение становится «дисциплиной», и орудие знания само по себе считается знанием. Цельность? Цельности ищут путем трудоемких междисциплинарных или многопредметных сборочных работ, которым еще ни разу не удалось извлечь пользу из этих осколков. Аналитический дух великолепно пользуется орудиями разделения, режущими инструментами. Единство не достигается никогда, ибо дробные науки можно свести к единому центру лишь ценой изменения их методологии, их эпистемологии, их программ, их идеологий.

В таких условиях протекает «экономический» процесс, уже не укладывающийся в рамки классической политической экономии и путающий все расчеты экономистов. «Недвижимость» (вместе со «строительством») из вторичного оборота, вспомогательной и долгое время отсталой ветви промышленного и финансового капитализма превращается в явление первостепенной важности. Неравномерно: по-разному в разных странах, в зависимости от конъюнктуры. Закон неравномерного роста и развития не только не утратил силу, но, наоборот, становится всемирным или, вернее, возглавляет глобализацию (мировой рынок).

Долгое время операции с недвижимостью имели для капитализма второстепенное значение. Во-первых, земля, участки для застройки принадлежали остаткам отошедшего в историю класса, во-вторых, эта ветвь производства была отдана на откуп ремесленным предприятиям. Ныне ситуация в этой ветви, в этом секторе изменилась почти повсюду, и особенно в крупных промышленно развитых странах. Капитализм завладел землей; он придал ей движение, и данный сектор постепенно становится центральным. Почему? Потому что это сектор новый, а значит, менее зависимый от препятствий, насыщений, разного рода трудностей, тормозящих старые виды промышленности. Капиталы перетекают в производство пространства, покидая производство классического типа – производство средств производства (машин) или потребительских благ. Этот процесс ускоряется при малейшем признаке ослабления активности в «классических» секторах. Бегство капиталов в один сектор с благоприятными условиями может нарушить хрупкий механизм саморегулирования капитализма. Тогда в дело вступает государство. Что отнюдь не приводит к исчезновению производства пространства как сектора промышленности, предполагающего наличие иных оборотов, но стремящегося сместить главные сферы деятельности организационного капитализма. Ибо его организационная способность (ограниченная, но реальная) может реализоваться только и исключительно благодаря пространству.