Прокаженные

- Я могу развить эту мысль, — перебил его Туркеев. — Наука знает более потрясающие случаи, когда проказа передавалась через третьих лиц, когда человек заражался ею, побывав только один раз в жилище, где проживал прокаженный, люди заражались от одежды, купленной у прокаженного. Да ты только попробуй поговорить с моими больными — половина их скажет, что они совершенно не знают, где им пришлось заразиться. Но ведь люди умирают, поев мороженого, отравляются рыбой, колбасой, угаром, черт знает чем! Значит ли это, что не надо есть мороженое, рыбу, колбасу, не надо топить печей? Ты хотел сразить меня доводом об одном прокаженном, способном в течение двадцати лет заразить сотню людей. Правильно! Согласен! Но только ты сразил себя, да, да, себя, батенька, сразил! Это очень хорошо, — продолжал Туркеев, страшно торопясь, точно слова его не успевали за мыслями. — Вот в том-то весь и фокус: один прокаженный может заразить сотню… Впрочем… — понизил он голос, — такой случай редок. Против твоих доводов о Кеаню и новых очагах могу привести тысячу фактов, например, Даниэльсена, который без всякого результата неоднократно прививал себе и всему своему персоналу болезнь. Я укажу тебе на здоровых жен, живущих десятки лет с прокаженными мужьями и остающихся тем не менее здоровыми. На здоровых детей, рождающихся от прокаженных родителей. Да что там говорить! Возьми хотя бы нас, врачей-лепрологов. Ведь мы на протяжении многих лет каждый день встречаемся с прокаженными, на нас такие же халаты, как у вас, гинекологов, и работаем мы без всяких там масок, как это практикуют врачи японских лепрозориев, — однако, как видишь, ничего. Наше государство не помнит ни одного случая заболевания в лепрозории кого-нибудь из обслуживающего персонала.

- Так-таки ни одного? — переспросил Превосходов. Сергей Павлович нахмурился и помолчал. Ему опять вспомнилась Вера Максимовна.

- А если исходить из того мнения, — продолжал он, не отвечая на вопрос Превосходова, — что все ужасы идут от нее, от палочки, то меня эта палочка должна была сожрать еще семь лет назад. Ведь я ежедневно втягиваю в себя миллионы этих палочек! Шеффер утверждает, что при пятиминутном разговоре прокаженный выбрасывает их сто восемьдесят тысяч… А я работаю семь лет и, как видишь, здоровее тебя, и выгляжу бодрее, и на старость не жалуюсь… Что это такое, я тебя спрашиваю?

- Ты не у меня, а у себя спроси, — буркнул Превосходов, внимательно слушая Туркеева. — И все-таки люди заболевали, встретившись только один раз с прокаженным.

Сергей Павлович высоко поднял голову и сердито сверкнул глазами.

- Вот ты, — взволнованно заговорил он, — ты культурный человек, начитанный, образованный… Тебя ведь не надо учить тому, что такое туберкулез, например, или сифилис, или, скажем, тиф… Ты ведь знаешь отлично, как просто и легко подцепить все это и чем может все это кончиться, и тем не менее от сифилитика ты не побежишь, если тебе придется сидеть с ним рядом где-нибудь в театре или в общественной какой-нибудь столовой…

Возможно, тебе станет неприятно, тебя охватит брезгливость, но ты предпочтешь воспользоваться общественными удобствами и сидеть рядом с сифилитиком, чем лишиться этих удобств и уйти от него. А с туберкулезником так ты, пожалуй, облобызаешься, если придется, и откушаешь с ним за одним столом и даже не поморщишься… А ведь от туберкулезника не только можно легко заразиться туберкулезом, от него можно заболеть волчанкой, кажется, чего уж страшней — болезнь ведь уж совсем трудно излечимая… А от прокаженного все вы бросаетесь врассыпную… Почему? — Сергей Павлович развел руками. — Ведь проказа уносит в могилу только два процента. При ней ты можешь прожить восемьдесят лет и умереть от… воспаления легких. Черт его знает, не понимаю я вас, так называемых здоровых! Не понимаю: откуда этот ужас перед нею!

Туркеев внезапно утих и уже спокойно, точно беседуя с самим собой, продолжал:

- Разумеется, этот идиотский страх людям привили издревле. Она была неизлечима, ну, человечество и шарахалось! Притом — эпидемии… Впрочем, и это не то… Здесь, пожалуй, все дело в обезображении лица… Инстинкт сохранения "чистой внешности"… Внешний вид — вот где зарыта собака!

Туберкулез не безобразит, и сифилис — не всегда и не так, а она искажает лицо… вот в чем секрет: лицо пугает, безобразность, стыдно показаться с таким лицом! Тут — основа. Недаром же ее и называют «проказа», то есть: казиться, искажаться… Лицо — вот почему шарахаются люди при виде прокаженного.

- А знаешь, Сергей Павлович, — весело прищурился на него Превосходов, — ты положительно очарователен! Не проказница, а сплошное благоухание цветов!

Прямо хоть сию минуту туда и скорее, скорее превратиться в обитателя твоего обетованного больного двора! — захохотал он.