- Ты опять смеешься, — опустился Туркеев на стул. — А мне, батенька, совсем не весело… Да, не весело… — И ему вдруг вспомнилась Антонина Михайловна, разговор с нею. — Мне, батенька, совсем не легко, — грустно повторил он, опустив голову, и вдруг засмеялся мелким нервным смехом. — Боже мой, только представить себе, сколько паники, сколько смятения вызвал бы людей перенос лепрозория, предположим, в город и размещение стационарных прокаженных в кожном отделении городской лечебницы… Сколько было бы истерик, жалоб, сцен, семейных трагедий… Уверен: наша городская лечебница в тот же день опустела бы, и врачам нечего было бы делать…
- Однако, брат, и ты не без дара иронии, — откликнулся стоящий у печки Превосходов. — Но ты все-таки не сказал — почему же надо прокаженных перетаскивать непременно в город? Что за надобность? Почему бы и мне продолжать наслаждаться жизнью там, где они устраивались до сего времени?
- В целях радикальной борьбы с этой болезнью, вот почему, — отчеканил Туркеев. — Чтобы прокаженный не являлся ходячим очагом проказы. Чтобы легче была борьба с нею. Ослабить ее как государственную опасность — вот почему!
- Не понимаю, — развел руками Превосходов. — Говори яснее.
- Ты хорошо сказал: один человек способен передать болезнь сотням.
Совершенно верно. На остров Маврикия в конце восемнадцатого столетия приехал один прокаженный. До него проказы там не знали. Через десять лет оказалось их десятка два — все заразились от него. А сейчас почти все население острова поражено ею, и не только Маврикия, но и все соседние острова. В тысяча восемьсот сорок седьмом году в испанском местечке Перценте поселился один прокаженный, скрывший свою болезнь. Через несколько лет проказой заболели двое его товарищей. А в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году там их было уже шестьдесят. Вот что может сделать один прокаженный!
- А ты хочешь пересадить в город на правах свободных граждан сотню этаких цветочков.
- Да, да, хочу! — прокричал Туркеев. — Именно потому и хочу, чтобы ни один больной не мог заразить ни одного человека, чтобы ни одному прокаженному не пришло в голову скрыть болезнь, чтобы он немедленно, едва только обнаружил первые признаки, мчался к врачу и лечился бы! Чтобы его можно было изолировать сию же минуту от здоровых, но изолировать так, чтобы он чувствовал себя человеком, как и все, а не отверженным. Вот чего я хочу.
Возьмем хоть тебя. Представь, что каким-нибудь странным образом и ты стал прокаженным…
- Благодарю покорно, — поклонился Превосходов, — избавь.
- Ну предположим, — продолжал Сергей Павлович, — ты получил ее, скажем, от мяса, купленного на рынке, от монеты, от какого-нибудь меха… Разве тебе захочется ехать туда, жить на больном дворе? Нет, не захочется. Ты непременно примешься ее скрывать, убеждать близких людей, что это вовсе не проказа, а какой-нибудь пустяк… Теперь, дескать, уж не вывернешься…
Теперь конец… Но мне хочется еще жить… А там черт сними, с близкими…
Лишь бы еще пожить на «воле» хоть пять, хоть десять лет… Вот что ты подумаешь и, может быть, даже со здоровой женщиной жить станешь, не открывая ей секрета. А представь, если тебе разрешат жить дома или в лепрозории, расположенном в городской черте, разрешат гулять, встречаться с людьми, разумеется — с соответствующими предосторожностями, — разве ты не помчишься тотчас же в лепрозорий, как только обнаружишь признаки, зная, что проказа теперь излечивается в большинстве случаев при первичных формах, разве тебе не захочется при встрече со здоровым человеком предупредить его, — ты, дескать, болен, а потому и вынужден держаться с ним должным образом? Если на наши лепрозории будут смотреть как на обычное советское лечебное учреждение или как на санаторий, — разве кто-нибудь посмеет скрываться и станет сознательно запускать болезнь, рискуя остаться действительно неизлечимым?
Наоборот, ему захочется скорее избавиться, снова стать здоровым, снова вернуться домой, к жене, к детям. Вот почему мне хочется пересадить мои «цветки», как ты изволил сказать, в город…
- И все-таки… все-таки это фантазия, — вздохнул Превосходов, внимательно слушавший Сергея Павловича. — Ты плаваешь в облаках и смотришь своими пречистыми глазами на грешную землю… А столкнись с практической стороной дела, тебе покажут твои же больные, как надо жить и вести себя среди здорового общества!
- Глупости, — поморщился Туркеев, — в тысяча восемьсот семьдесят втором году комиссия Дюка де Аргиля, созданная для обследования проказы в Индии, указала, что из трехсот восьмидесяти пар мужей и жен, когда один кто-нибудь из них был прокаженный, а другой здоровый, болезнь была передана лишь в двадцати пяти случаях… Шесть с половиной процентов! Та же комиссия приводит список здоровых лиц, которые жили в приюте для прокаженных, ели, пили с прокаженными, курили из одной с ними трубки и остались здоровыми.