Прокаженные

Он хотел уже бросить тетрадь, как заметил между? листами тоненькую, сшитую черными нитками тетрадочку.

"История болезней на больном дворе", — прочел он и усмехнулся.

Безграмотность столь важного в жизни лепрозория документа развеселила его.

На тетрадке значился 1906 год.

Дрожащими руками он принялся перелистывать тетрадочку, почти не веря, что найдет в ней Векшину. 1906 год… Но она могла поступить в лепрозорий и после. Он быстро пробежал списки. Записи произведены не по алфавиту, небрежно. Рядом с «Царевым» стоял "Окапянц".

"Опять небрежность, — подумал Сергей Павлович, — вероятно, Акопянц". И вдруг в глаза бросилось: "Векшина Федор", — писавший напутал и тут — вместо «Федора» написал "Федор".

Бережно сложив тетрадку и сунув ватманские листы на прежнее место, он отправился к себе в кабинет.

Лиля уже пообедала, сидела в ожидании его.

- Вам повезло! — весело крикнул он. — Нашел. Вот, — махнул он тетрадкой. — А сейчас сядем и посмотрим. Матушка ваша поступила в лепрозорий в тысяча девятьсот шестом году. По-вашему, это возможно?

Увидев тетрадку, она так и просияла:

- Да, это наверное, так. Мне говорили, что она четыре года прожила здесь.

- Вы знаете, когда родилась ваша матушка?

- Нет.

- Она родилась, — не отрывая глаз от тетрадки, продолжал Туркеев, — в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, третьего июня по старому стилю.

Лиля молчала, напряженно следя за Туркеевым. Лицо ее побледнело.

- Так, так, — бормотал Туркеев, всматриваясь в записи. — А откуда прибыла — неизвестно, и ничего нет — о причинах. И не назван домик, в котором жила.

А вам интересно, должно быть, знать, в котором бараке проживала ваша матушка?

- Очень интересно, доктор, — тихо отозвалась Лиля.

- Ни профессии, ни социального положения, и о семье ничего… Ну-с, посмотрим дальше… Писал-то, кажется, сильно грамотный человек.

"Применялось ликарство, рикомендованное г. Свирчковым"… Кто такой этот Сверчков и что за ликарство? — неведомо! М-да. "Язвы на ногах, пальцы на правой руке отрезаны, — продолжал он читать, — язвы на пличах и грудях. Лицо чистое. Применяюца банки — отрецатильный ризультат"… Еще бы, — усмехнулся Сергей Павлович, при обнаженных-то язвах банки! — "употрибляеся оlchan ograe". Ишь ты, даже по латыни кумекал и все-таки две ошибки в одном слове.

И таких… таких присылали сюда! Наверное, отчаянной жизни был человек, — опять засмеялся он и машинально принялся бродить глазами по другим фамилиям. — Вот кто лечил вашу маму, — посмотрел Сергей Павлович на нее пристально.

- Кто? — встрепенулась она.

- "Ликарство, рикомендованное г. Свирчковым… отрецатильный ризультат".

— вот кто! — И, отложив тетрадь, Сергей Павлович раздраженно принялся расхаживать по кабинету. — Записано то, что и без всяких записей ясно, — банки и чольмогровое масло, да язвы… И все. Вы удовлетворены? — сверкнул он глазами. — Впрочем, — задумался Сергей Павлович, — попробуем поговорить еще с Феклушкой, может быть, Феклушка что-нибудь добавит. Она-то, наверное, расскажет то, что надо. Однако, батенька, вот что, — заторопился он, — надевайте-ка халат и пойдемте туда, в гости… Феклушка очень обрадуется.

Старуха совсем не ожидала гостей и страшно сконфузилась, когда увидела доктора Туркеева и неизвестную молодую женщину, стоящую позади него.

- Ах, голубчик вы мой, Сергей Павлович, вот уж никак не ждала.

Туркеев успокоил ее. Она села, уставилась старческими слезящимися глазами на Лилю.

- Значит, у нас теперь еще одна докторша? — с любопытством спросила она. — Вишь, как теперь хлопочут о нас, грешных, а в наши времена фершала не могли добиться. Да вы матушка, садитесь, — опять забеспокоилась она и сделала попытку привстать с табуретки, чтобы подать ее Лиле, но Туркеев снова усадил ее.

- Это не докторша, — заметил он. — Мы к тебе по делу пришли, Феклушка.

- По делу? — удивилась она. — Господи, — радостно засветились ее глаза, — вот дождалась на старости лет, что и ко мне по делу. Ишь ты, красавица какая, — сказала она Лиле, любуясь ею.

- Вот что, Феклушка, — перебил ее Сергей Павлович, — ты у нас одна такая старожилка. Так вот, не помнишь ли одну такую больную — Федору Векшину?

- Федору Векшину? — задумалась она, не отрывая глаз от Лили. — Тут их много, доктор, было, не припомнишь всех. За мои годы прошло, поди, тыщу или более… Куда помнить! А какая она, голубчик, была собой?

Туркеев пожал плечами, вопросительно повернулся к Лиле. Но и та не могла ничего сказать — она не знала ни одной приметы своей матери.

- Векшина умерла в десятом году и жила тут не менее четырех лет, — нетерпеливо сказал Туркеев. — Ты не могла ее не знать, — Ежели так, то наверное, знала.

- И мы думаем, что знала.

- А сама-то она молодая или старая была?

- Молодая. Умерла, когда ей было двадцать два года.

- А когда умерла — зимой, летом или весной?

Туркеев пожал плечами: в записях ничего не было сказано об этом. И Лиля тоже не знала.

- Вот горя какая! — задумалась Феклушка.

- На правой руке у нее отсутствовали пальцы, — старался помочь Сергей Павлович.