Прокаженные. История лепрозория

Комиссия констатировала, что из ста четырех лиц, живущих при крайне благоприятных для заражения условиях, заболел всего только один или, самое многое, два процента. Вот почему я так «беспокоюсь» о приближении лепрозориев к городам, – возбужденно заключил Туркеев и, помолчав, уже тихо добавил:

– Впрочем, пока это мечта… Но я убежден, что так должно быть, и уверен – так когда-нибудь будет.

– Дай боже! – почесал Превосходов спину об угол печки. – Только пусть это будет после меня.

– Раньше и не жди, – угрюмо сказал Туркеев. Он взял вилку, принялся постукивать ею о тарелку.

– Знаешь, я начинаю подумывать – не взять ли к себе на воспитание этак с полдюжины твоих питомцев? – заметил Превосходов.

– Я вовсе этого не говорил, – возразил Сергей Павлович. – Я хочу только, чтобы с ними не делали того, чего они не заслуживают… А с ними незаслуженно поступают во всем мире. В Японии, например, какая-то добрая душа добилась, чтобы лепрозории назывались «санаториями». В Токио лепрозорий так и называется: «Санаторий „Полная жизнь“». Но в то же время эта «полная жизнь» обнесена забором и при входе в нее стоит полисмен. Больной двор отделен от здорового тоже забором или длинным коридором и опять с полисменом… Хороша полная жизнь, если туда здоровому человеку надо входить в марлевой повязке!.. Я не возражаю против японских законов о прокаженных, которым запрещается покидать дома, где они живут, появляться в общественных банях, ресторанах, театрах, пассажирских пароходах, продавать продукты питания и прочее, – это, конечно, надо. Но зачем эти марлевые повязки, полисмены и заборы – не понимаю. Мне кажется, что такие вот повязки и создали сто тысяч прокаженных, которых насчитывает сейчас Япония…

– Что ж, в таком случае, – язвительно предложил Превосходов, – давай пошлем петицию нашему правительству… Попросим – пусть оно немедленно отменит уголовный кодекс как причину возникновения преступлений.

– Я вовсе не собираюсь отрицать, что объективные явления вызывают необходимость в государственных законах, а не наоборот. Нет прокаженных – нет и законов, и чем больше их, тем закон строже – это понятно, хотя… Но пойми, что речь идет об ошибочном общественном мнении – вот о чем… Э-э, да что там толковать! – махнул Туркеев рукой и поднялся. – В тебе ведь течет кровь тысяч поколений и говорит тот неизвестный, который много тысяч лет назад в первый раз ужаснулся при виде проказы и с кровью своей передал этот ужас тебе…

Превосходов подошел к столу.

– Не понимаю, – сказал он, – чего ты беспокоишься? Экая, подумаешь, проблема какая!

Он хотел еще что-то сказать, но Туркеев поднял голову и внезапно рассердился.

– Да, батенька мой, проблема, – прокричал он. – Шесть миллионов прокаженных на земном шаре – это что такое? Шесть миллионов… Это только те, кого мы видим. А фактически сколько?

– Чего там, – усмехаясь, заметил Превосходов, – хватай уж целый миллиард, – солиднее будет.

– Да, – Туркеев наклонил голову, – вы все считаете проказу за музейную редкость… А ты знаешь, ведь в одном только Бельгийском Конго их двести тысяч; и шестьсот тысяч прокаженных в Африке… Нигерия… Ты слышал когда-нибудь про такую страну? Нет? Там их сто тысяч. А про Анголу что-нибудь знаешь? Я тоже не знаю про Анголу. Я знаю только одно, что в этой неизвестной мне Анголе – двадцать пять тысяч прокаженных. В Латинской Америке их шестьдесят тысяч… Доктор Аббот несколько лет назад предпринял путешествие по Европе с целью выявления очагов проказы. Вероятно, он ехал преисполненный уверенностью, что таких очагов не встретит. Но он встретил их в Англии, Югославии, Италии, Швеции. Доктор Аббот, к сожалению, не ездил в Персию, в Турцию, в Японию.

– Пугай, пугай, все равно не испугаюсь, – засмеялся Превосходов.

– Пугать тебя не собираюсь, – тихо отозвался Туркеев, – я хочу только, чтобы ты понял значение того, над чем смеешься и от чего отмахиваешься по незнанию. В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году Япония насчитывала прокаженных тридцать тысяч. Сейчас сто две… За шестьдесят с лишним лет увеличение в четыре раза!.. А есть уголки на земле, где на каждые десять тысяч здоровых людей приходится пятьдесят прокаженных и более.

– Я бы, знаешь, что сделал? – вдруг подошел к нему Превосходов. – Я бы, – прошептал он значительно, – я бы… Э-э, да ну их к черту! – и, махнув рукой, засмеялся.

– Впрочем, я, кажется, засиделся, – сделал Сергей Павлович вид, будто он не понял намека Превосходова, и посмотрел на часы. – Мне пора… Да и тебе тоже надо отдохнуть, освежить голову, а то она у тебя того… – Он усмехнулся и принялся одеваться. – А о моем предложении ты все-таки подумай… Рад буду поработать с тобой… Приезжай, – сказал он, уже одетый.

Заложив руки в карманы, Превосходов смотрел на Туркеева.

– Одним словом, старик, в проказнице твоей все непонятно, а насчет твоего предложения соображу, может быть, решусь… Только ты не думай, будто я боюсь или что-нибудь в этом роде… Просто не хочется… Лень, ей-богу… Вот когда ты перетащишь своих птенцов в город – тогда с полным удовольствием.