Прокаженные. История лепрозория

Неизвестно, какое бы решение принял Туркеев в отношении убийцы, если бы на помощь не явились Протасов и Регинин. Они предложили Туркееву немедленно назначить суд.

Суд был назначен тут же. В его состав вошли: Регинин, Протасов и Кургузкин – все прокаженные.

Процесс состоялся в тот же день. Приговор требовал… смертной казни…

Суд мотивировал свое решение всеми обстоятельствами злостного преступления.

Убийца подлежал расстрелу.

– Позвольте, как расстрелять?.. Кто расстреливать-то будет? Чем расстреливать, если и ружья казенного у нас нет?

Этот вопрос озадачил судей. Протасов сказал:

– Нельзя же такому негодяю попускать… Что ж это такое?

– Да, я знаю, я понимаю вас, – сказал Туркеев, – но все-таки как же вы будете приводить в исполнение приговор?

Когда происходили эти прения, в кабинет Туркеева вошел Петя и сообщил: Терентьев, оставленный один в своей комнате, взломал ночью дверь и сбежал.

Его не укараулили…

Выслушав Петю, Туркеев разволновался. Он приказал начать розыски.

Терентьева, разумеется, не нашли. Он исчез навсегда.

На том и кончилось дело, названное Протасовым «об убиении прокаженным Капитоном Терентьевым прокаженной гражданки Мавры Климентьевой по первому мужу, а по второму – Мамедъяровой».

Скоро вслед за убийцей исчез и Ахмед. На этот раз он сбежал по причине, ничего общего не имеющей с фруктовой торговлей. Он поклялся Протасову найти убийцу Марушки.

Ахмед не являлся целый год, потом вернулся и занял ту же комнату, в которой жил с Маврушей. Он стал молчаливым и угрюмым. Он часто не слышал вопросов, которые ему задавали, и проявлял признаки меланхолии. Ахмед перестал даже жаловаться на «русских начальников» и больше не беспокоился о своей фруктовой лавке. С тех пор он не убегал в город и целые дни пропадал на могиле жены. Прежний деревянный крест он заменил крестом каменным и приладил к нему дощечку, на которой рукой Веры Максимовны было написано:

«Здесь покоится Мавра Мамедъярова. Мир ее праху». Два деревца, посаженные на могиле, выросли за год и окрепли. Ахмед же состарился за это время на целых десять лет.

В лепрозории ходили темные слухи, будто он достиг своей цели: будто он нашел Терентьева и привел в исполнение приговор суда… Но, быть может, это были только слухи…

14. Ромашка пытается приподнять занавес

Четверо из шестерых детей, живших на больном дворе, были больны проказой. Они не понимали еще значения этого слова. Им казалось: так надо.

Так надо, если их матери и отцы стонут по ночам. Так надо, если их матери в минуты гнева ругают их «прокаженными». Так надо… И самое слово «проказа» имело в детском обиходе такое же простое значение, как и все другие слова.

Почему им больно и почему они ходят в амбулаторию – дети не понимали.

С некоторых пор эти вопросы начали интересовать Ромашку Питейкина. Его отец был кузнецом и работал в лепрозорной кузнице. Он приучал к ремеслу своего сына, и Ромашка часто слышал от отца:

– Учись, будешь мастером. Кто знает, может, поправишься… выздоровеешь и уйдешь в город, а там надо знать ремесло.

Ромашку не интересовало будущее, как не интересовало и ремесло.

Он норовил убегать в степь, туда, где – «саранча», как называл он всех насекомых, и где весною так много цветов.

– Зачем уезжать в город?

Но однажды Ромашка спросил у отца:

– Почему в поселке два двора? Почему один – больной, другой – здоровый?

Тогда отец медленно отложил в сторону молоток, сунул остывшее железо в огонь и, удивленно взглянув на сына, сказал:

– Так надо. Там живут здоровые люди, которым нельзя жить на больном дворе. Здесь – больные, которым нельзя жить на здоровом.

И Ромашка впервые понял, что между людьми существует какая-то загадочная разница, не позволяющая им жить вместе. Зачем эта разница? Почему одни – нужные и недоступные, как Пыхачев, а другие – покорно-угрюмые, как отец? Ему стало жалко отца.

Ромашка пришел к заключению: есть люди грязные и чистые – потому существует и деление. Грязные живут на этом дворе, чистые – там.

И все-таки он спросил отца:

– А почему нам нельзя жить там?

Ему вспомнились чистые, белые дома на здоровом дворе, занавески на окнах – такой приятный, такой веселый двор.

– Они – врачи. Они здоровые, – ответил отец, – они должны нас лечить. Нам нельзя жить там.

Ромашка все-таки не понял, почему людям понадобилось сделать такое деление. Почему живущие на здоровом дворе так редко показываются на больном и люди с больного двора не ходят на здоровый.

Но расспросить подробнее ему не удавалось.

Отец отвечал неохотно. Ему, по-видимому, неприятно было говорить об этом. И Ромашка думал.

Однажды отец опять сказал ему:

– Учись, может быть, выздоровеешь. Может быть, уйдешь в город… Хоть ты человеком будешь.

«А разве надо уходить в город? Разве так нужно выздоравливать? Разве необходимо жить как-то иначе?» – думал Ромашка.

Он имел неясные представления о том, почему отец и мать живут в этом поселке, вокруг которого за много верст нет ничего и никого.

Один или два раза отец рассказывал ему, как приехали они сюда. Почему?