Прокаженные. История лепрозория

– Рояль? – у Туркеева подпрыгнули очки.

– Так точно. Подарок.

– Нет, вы положительно невыносимы, Семен Андреевич, – с восторгом развел руками Туркеев. – Я боюсь оказаться у вас в неоплатном долгу: то киноаппарат нам раздобыли, то теперь вот рояль привезли.

– Пустяки, – отмахнулся Семен Андреевич. – Куда прикажете поставить?

И крикнул вознице:

– Трогай вон туда, к клубу. А рояль что надо! – продолжал он, повернувшись к Туркееву. – Таких роялей во всем городе три. Один в клубе строителей, другой в театре и один в клубе железнодорожников. Четвертый будет у вас. Фирмы Шредер. У вас кто-нибудь играет?

– Не знаю, батенька, надо спросить. Кажется, никто.

– Пустяки, научим, – весело сказал Семен Андреевич.

– Нет, вы положительно меня смущаете, дорогой мой шеф. Как вас только благодарить?

– Благодарить не надо, не за что, – покраснел Семен Андреевич, от чего пух на верхней его губе обозначился еще отчетливее.

– Послушайте, милый вы человек, – окончательно растрогался Туркеев, – ведь это же прямо замечательно!..

– Ну, ничего тут замечательного, ничего особенного, рояль как рояль. Только пришлось вот переть четыре часа. Прикажите, чтобы его сейчас же вытерли.

С необыкновенными предосторожностями рояль был сгружен с телеги и благополучно перенесен в клуб.

– Как же это вы ухитрились, батенька? – понемногу успокаиваясь, спросил Сергей Павлович Орешникова, когда начался осмотр рояля.

– Очень просто, – неохотно отозвался Семен Андреевич. – Ерунда. Тут одного буржуя и кулака с конфискацией всего имущества выслали в Мурман.

И, загоревшись ненавистью к кулаку, уже энергично и возмущенно продолжал:

– Этот рояль стоял в его доме десять лет, и за десять лет на нем не играл никто. Детей у него нет, а жена, толстая мещанка, на рынке барахлом спекулировала и тоже играть не умела. А сам он спекулировал кожей. Не умели они играть, – решительно заявил он, продолжая негодовать. – Сам говорил, что десять лет рояль даже не открывался, а купил он его в начале революции за четыре с половиной фунта сала у какого-то чиновника, который теперь умер. Вот, посмотрите, – торопливо открыл он крышку, – вот, убедитесь, – паутина.

Действительно, в середине инструмента, на клавишах, на струнах, в углах лежал толстый слой паутины и пыли.

По случаю прибытия инструмента вечером состоялся чай. Присутствовал весь старший персонал лепрозория. На здоровом дворе в последнее время стало оживленней. Кроме Лещенко и Сабурова, служебный персонал пополнился двумя новыми медицинскими сестрами – старушкой Серафимой Терентьевной и Елизаветой Петровной, женщиной средних лет, приехавшей откуда-то из Туркменистана.

Во время чая Семен Андреевич неожиданно внес предложение – организовать теперь же, после чая, собственными силами концерт. Предложение несколько озадачило всех, а Маринов, сидевший рядом с Орешниковым, засмеялся и обнял его.

– Да тут, Семушка, ведь не консерватория. Ты немножечко ошибся, – добродушно сказал он.

Орешников слегка обиделся, покраснел.

– Я знаю, что тут не консерватория, – стараясь сохранить достоинство, сказал он. – Но у больных должны же быть музыкальные инструменты?

– Инструменты есть, – уже серьезно проговорил Маринов, – кое-что найти можно, но это не оркестр и для «своих сил» не годится. Однако ты, разумеется, прав. Надо что-нибудь сообразить. Так оставлять дальше нельзя.

До сего времени никому и в голову не приходило организовывать концерты собственными силами. Никто из обитателей здорового двора никогда не интересовался вопросом – есть ли среди больных люди с музыкальными способностями. Знали, что некоторые тренькают на балалайках и гитарах, кто-то поет, но никто никогда не задумывался над возможностью соединения этих балалаек и гитар в единый оркестр. Все это как-то выпало само собой из поля зрения здоровых людей. Правда, существовало помещение, называемое клубом, были даже подмостки, на которых валялись запыленные, изодранные декорации, в инвентаре числился радиоприемник, испорченный еще прошлой зимой и с того времени лежавший в углу клуба. Единственно, что жило, действовало и прочно вошло в быт лепрозория, – это библиотека, руководимая Верой Максимовной, да еще киноаппарат, привезенный Семеном Андреевичем и работавший не чаще двух раз в месяц, в зависимости от того, как привозили ленты из города.

Правда, здоровый двор делал неоднократные попытки привлечь культурника со стороны. С этой целью Туркеев напечатал даже несколько объявлений в городской газете, назначив повышенный оклад. Но желающих не нашлось. А потом как-то сама собой забылась нужда в культурной работе, и больные перестали о ней напоминать.

И вот Семен Андреевич поднял наболевший вопрос.

– Пора, пора это сделать, надо это сделать, давно надо… Ведь они тоже люди, – неожиданно заметила Серафима Терентьевна.

– Ах, как будто этого никто не знает, что они люди, – поправив на шее высокий, туго застегнутый воротничок, как бы с неудовольствием вмешалась Елизавета Петровна, – но как это сделать? Вот что имеет в виду товарищ Орешников.

Она снисходительно посмотрела на Семена Андреевича и продолжала: