Прокаженные. История лепрозория

– Это у тебя оттого, – сказал Сергей Павлович, – что тебе делать нечего. Безделье угнетает – вот и придумываешь. Хочешь, – с оживлением предложил он, – я из тебя выбью эту дурь?

– Знаю, знаю, – отмахнулся он. – Ты хочешь забрить меня к себе не мытьем, так катаньем. Ничего не получится, Сергей Павлович. Ну тебя с твоей проказницей! Знаю: хочешь превратить меня в своего придворного гинеколога! Не хочу.

– Напрасно, к твоим услугам все: и экипаж, и квартира, и если захочешь – можешь жить в городе.

– Не соблазнишь.

– Боишься?

Превосходов засмеялся.

– Дело не в боязни, а в том, что это скучно. Лучше уж лечить старых перечниц, чем твоих молодых «проказниц». – И, забыв тотчас же о предложении Туркеева, грустно продолжал:

– Действительно, практики теперь маловато. Клиентура – смотреть тошно: старушенции или уж действительно нуждающиеся в лечении женщины…

– Обожди, – удивился Туркеев, а разве когда-нибудь к тебе приходили пациентки не для лечения?

Превосходов ничего не ответил и, взяв графин, снова наполнил рюмки.

– Впрочем, довольно, – решил он. – Ты лучше расскажи мне, маэстро, как там у тебя? Вылечиваешь их или нет? И вообще, излечима ли эта штука, или вы, лепрологи, только хорошую мину делаете, будто способны исцелять?

Туркеев протер очки, усмехнулся.

«Вот все они такие, – подумал он. – Ведь старый врач, а о лепре – никакого понятия. И каждого из них спроси – обнаружит такие же познания и не поверит, и будет недоумевать…»

– Да, – угрюмо отозвался он, – это верно: мы делаем только мину… и вообще – все ерунда: лечение, хлопоты… Напрасно только народные деньги тратятся.

– Э-э, да ты обиделся, – улыбнулся Превосходов, заметив, как помрачнел Туркеев. – Я же ведь не утверждаю, а только спрашиваю.

– А я тебе говорю, – неожиданно накинулся на него Сергей Павлович, – что моих больных не в степь загонять надо, не к черту на кулички, а лечить в амбулаториях! Да, лечить в городских амбулаториях, как лечите вы от малярии, от гонореи, от сотен других болезней! – почти прокричал он, покраснев от волнения.

– Постой, – не в состоянии сдержать улыбки, добродушно заметил Превосходов. – Чего ты вскипел? И потом: как это «в городских амбулаториях»? Разрешить им вход в амбулаторию, где лечат всех остальных? Так, что ли?

– Да, почти так! – с азартом воскликнул Туркеев.

– И разрешить им сидеть рядом с маляриком, рядом со здоровым человеком?

– Хотя бы так.

– Нет, ты с ума сошел! – громко рассмеялся Превосходов.

– Это вы с ума сходите, – внезапно успокаиваясь, буркнул Сергей Павлович.

– Так-таки прямо в городской амбулатории? Это, брат, новость для меня… Новость! Я принял, скажем, прокаженную, а через минуту в то же самое кресло сядет больная с воспалением яичников? Так?

– Не так, но вроде того, – усмехнулся Туркеев, вспомнив Веру Максимовну.

– А как же? – уставился на него Превосходов, необычайно удивленный ходом мыслей старого приятеля.

– Я думаю, – решительно взглянул на него Туркеев, – что прокаженные могут сделать так называемому здоровому обществу некоторые уступки. Они согласятся иметь свою собственную амбулаторию в городе, изолированную от других.

– Это прямо очаровательно! – затрясся от хохота Превосходов. – Это даже трогательно! Прокаженный поднимается утром со своей постели, он оделся, позавтракал в столовой, он пошел гулять. По дороге вспомнил про амбулаторию. Сел в трамвай, приехал, с ним проделали процедуры. А вечером он идет к знакомым поиграть в преферанс или двинет в театр… Он живет полной жизнью, он здоровается со всеми за ручку – одним словом, проказа «миф и сон печальный», фантазия, идиотство дикарей! Так, что ли? – снова засмеялся Превосходов.

– А знаешь, – сказал тихо Туркеев, – мне часто именно в такой обстановке и хочется видеть прокаженных. Именно так, чтобы и в театр, и в карты…

– Одно дело – хотеть, другое – иметь на это право… Но ты или на самом деле болен, – уже серьезно посмотрел на него Превосходов, – или святой. Нет, ты святой!.. Вишь ты… По-твоему, выходит, значит, что бактерии Ганзена – выдумка или что-нибудь в этом роде? Уж не антиконтагионист ли ты, Сергей Павлович?

– Нет, я не антиконтагионист, – отмахнулся Туркеев. – Я убежден, что проказа заразна. Двух мнений быть не может. А что касается ганзеновской палочки… – он замолчал, словно что-то обдумывая.

– То? – спросил Превосходов.

– То тут есть много странного, непонятного, много неизученного…

– Чего ж в ней неизученного? – перебил его Превосходов. – Бактерия остается бактерией. Понимаю: ты хочешь сказать, что она «Федот, да не тот» и, может быть, вовсе не Федот… Я слышал… Но это абсурд… Не согласен с тобой, если ты думаешь так…

– Порой мне сдается, – задумчиво смотря на графин, тихо продолжал Туркеев, – что ганзеновская палочка – именно не Федот, как ты сказал, а что-то другое, более загадочное, чем все другие бактерии… Мы ничего ведь не знаем даже о ее вирулентности… Может быть, она даже и не бактерия… Может быть, эта палочка невинна, как детская слеза, и является лишь жертвой всеобщего ошибочного мнения.