Прокаженные

Они были неучами, людьми необразованными (за малым исключением). Они не знали истории своей собственной страны. Они плохо знали русский язык и совсем не знали русской литературы. Все, что они почерпнули из богатейшей грузинской литературы, – это славословия в адрес великого Отца народов и его верного ученика Берия. Их кругозор был ограничен конспектами произведений марксизма-ленинизма. Сейчас их настольной книгой была брошюра Л. П. Берия "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье".

Они ничего не знали о еврейском народе в целом, не имели представления о еврейском вопросе. Знали лишь о "своих евреях", что давным-давно пришли в Грузию из древней Палестины, знали, что народ этот безвреден и честен, в день три раза молится на библейском языке, по субботам не работает и строго соблюдает все свои праздники. Знали, что грузинские евреи не похожи на русских евреев, которых они считали чужими.

Они представления не имели, что такое сионизм, где и когда он возник и по каким признакам следует считать еврея сионистом и за что конкретно евреи преследуются законом. Они знали, что в центре города Тбилиси стоит древний, великолепный Сионский собор, что недалеко от Тбилиси, по Военно-Грузинской дороге есть деревня Сион, но, не имея ни малейшего представления ни о Ветхом, ни о Новом завете, они не могли уразуметь, есть ли связь между названиями этих мест и сионистами.

Вся их служебная деятельность, как и личная жизнь, регламентировалась директивами и инструкциями райкомов и ЦК партии. Но в них до сих пор ни разу не было указано, как, собственно, следует относиться к евреям, или, вернее, вообще нигде слово "евреи" не упоминалось.

Все они хорошо знали нашу семью. Любили и чтили Герцеля, восторгались его пьесами, рассказами. Любили Хаима. Знали, что Давид в прошлом был раввином, но никто из них не знал его деятельности в царское время или в первые годы советизации Грузии.

Но они были грузинами, и поэтому в отношениях с нами они часто подчеркивали, что, любя и считая нас своими, они особенно уважают нас за то, что мы не стремимся уйти от еврейства, подобно некоторым образованным евреям, а считаем себя настоящими евреями и гордимся этим.

И вдруг оказывается – желание остаться евреями, учиться или обучать еврейскому языку, знать свою историю и любить свою культуру велено признать столь реакционным и антисоветским, что за это вчера прокурор потребовал в отношении Давида Баазова смертной казни.

Они были грузинами. А грузинский народ в прошлом отличался необычайной терпимостью ко всем народам и религиям, в особенности к еврейской (на то были серьезные исторические основания), и они не могли понять, почему в многонациональной Грузинской республике свободно процветает язык, издательства, школы, театр армян, азербайджанцев, езидов, курдов и других, а для евреев это не только запрещено, но, оказывается, должно преследоваться как государственное преступление.

И они растерялись, но страх заставлял молчать. Тем не менее они не удержались, и когда к трем часам секретарь Верховного суда велел открыть широкие двери большого зала и возвестил, что приговор будет оглашен публично, они начали выскакивать из кабинетов и, опередив публику, первыми ворвались в зал.

Странно, откуда так молниеносно появилось столько народу? В течение всего процесса, а в особенности сегодня, конвой разрешал оставаться на широкой площадке перед залом или в боковых коридорах только родственникам подсудимых.

В течение каких-то мгновений большой зал переполнился, широкая площадка, лестница, боковые коридоры не могли вместить публики.

Мне и адвокатам с трудом удалось протиснуться в зал через боковые двери.

Я стала позади прокурора, напротив подсудимых. Отец смотрит прямо на меня. Среди публики много евреев. Их раньше не видно было, наверное, прятались по коридорам нижних этажей.

Первые два ряда в зале занимает конвой. В зале стоит гул, люди теснят друг друга, вскакивают на высокие подоконники, кто-то локтями раздвигает публику, чтобы дать возможность подойти поближе маме и сестре, Сарре с детьми.

Секретарь суда звонком возвещает о выходе суда. В зале воцаряется могильная тишина.

Открываются двери совещательной комнаты, и оттуда, после пребывания там в течение суток, выходит состав суда. Председатель Убилава начинает читать приговор громким, торжественным голосом:

"Именем Советской Социалистической Грузинской Республики судебная коллегия Верховного суда Грузии в составе… с участием сторон… рассмотрела дело по обвинению подсудимых… установила: подсудимый Д. Баазов, рождения…" И дальше начинается третье чтение обвинительного заключения, чуть-чуть уточненное в соответствии с обвинительной речью прокурора.

В зале замерло все. Воздух колеблют лишь произнесенные громко слова… фразы… мне уже хорошо знакомые, стараюсь не слушать и только смотреть на отца, но помимо воли мой слух ловит их, потому что эти слова и фразы, теперь указанные и публично признанные, падают в сознание, как тяжелые удары молота, и кто-то во мне подсознательно считает эти удары.