Читаем Проходчики. Всем смертям назло... полностью

— Так какого же… — Гаврила хотел вставить словечко посолидней, но удержался и сделал паузу. — Какого же пупа, — сказал он доверительно, — каждую смену мы ждем порожняк, который лава, как прорва, лопает и эти… — сравнения не получалось, — эти арки? Почему резервы в дело не пускаем?

— Есть план! — резко сказал Плотников. — Понимаешь, государственный план! Участок не может жить интересами одного дня. Надо смотреть чуть подальше. А тебе бы, Кошкарев, — начальник улыбнулся, — давай все сегодня, а завтра хоть трава не расти.

— Я этот самый план, коли его в корень, сегодня хочу дать, а не хрипеть с сумкой на шее в конце месяца! — выкрикнул с места Павло-взрывник.

— У тебя сколько прогулов, Сильверстов? — хмуро спросил Плотников.

— Вы нас на «кузькину мать» не берите! — резко сказал Иван Дутов. — Гаврила правду говорит. Где порожняк будем брать? Мы третью смену породу из забоя не можем вытолкать. Арки с перебоями поступают. Уже нарвались на начальника ВТБ. Михеичеву на всю катушку врубили. А за что? Он что же, арки себе на сарай уволок?!

— Нарушать ПБ никому не позволено, — тихо сказал Иван Емельянович.

— От телячьей радости, что ли, в незакрепленный забой лезем? У меня, между прочим, дети дома, их кормить надо, а рекорды им до лампочки!

— И всем спокойнее, когда кровля закреплена, а не висит кумполом над головой. Капнет когда-нибудь, потом виновных отыскивать начнем, — сказал Кошкарев и обиженно надул губы.

— Товарищи… — заговорил Плотников, с укоризной растягивая слова. — Эдак можно любое хорошее дело на корню подрезать. Молодежь проявила инициативу, чтобы вывести участок из прорыва, подошли к делу честно, по-государственному, правильно? Что же тут не понятно? Вы что — мальчики, первый раз в шахту спускаетесь? Ведь если откаточный штрек будет подвигаться такими же темпами, как сейчас, то через пару недель комплекс сядет ему на плечи. Лаву придется останавливать. Остановится лава — не будет угля. Не будет угля — не будет плана. Не будет плана — не будет денег. Зарплату нам даром платить никто не будет.

— О чем вы думали, когда эту прожору в лаву затягивали! — не унимался Дутов.

— Думали о том, что каждый из вас будет честно, с полной отдачей сил, работать на своем месте, — сказал Плотников, но взгляд опустил. — Что избавимся от лодырей, прогульщиков и чтобы штрек подвигался с достаточной скоростью. И еще, если тебе это так интересно, зачем комплекс затянули? Чтобы Родина получала побольше этого самого черного золота!

— Я сам, своими руками «это самое» колупаю! — вновь поднялся с места Кошкарев. — И мне обидно, что я натягиваю робу, опускаюсь в шахту, чтобы, как вы сказали, «на полную силу», а там арок нет, которые должны быть. Их почему-то не доставили, кто-то недоработал, недорассчитал, забыл распорядиться. А я бы этого «кого-то» в три шеи с работы погнал, а не отыгрывался на бригадире!

— Вы что же, товарищ Кошкарев! — Кульков медленно поднялся, уперся обеими руками в стол. — Против того, чтобы ваши коллеги рекорд проходки поставили?

Проходчик удивленно раскрыл рот, хотел что-то ответить, но слов, очевидно, не нашел и все с тем же удивленным лицом сел. «Чего с пацаном связываться? Сопляк еще указывать».

Кульков вытер лоб, нахмурился.

— Вам что же, уважаемый, — он нажал на последнее слово, — не до́роги интересы предприятия? Моя хата с краю! Вся страна, как один человек… — Кульков поперхнулся от негодования, на секунду умолк. — КамАЗ строят! — выкрикнул он.

— Какой там КамАЗ… — сидевший в первом ряду великан Еремин прыснул от смеха. — Гаврилка с Дутовым Ванюшкой вчера у кумы трешку на опохмелку не смогли выпросить…

Собрание понимающе гоготнуло. Кошкарев растянул было рот в улыбке, но быстро прогнал ее.

— Ты, Еремин, оставь свои шутки при себе, — урезонил Плотников. — Если что по существу желаешь сказать, иди сюда, говори.

— Мне тут сподручнее. Не отходя от кассы, — Еремин встал, огромной глыбой возвысился над сидящими товарищами. — Толковое дело ребятенки обмозговали. Прямо молодцы, как в хоккее. А то что? Правильно, вот ты про КамАЗ нам рассказал. Интересно. Дело-то какое закипело! А мы что?.. Вроде уж не мужики советские и не шахтеры совсем…

— Ерема, ты про расценки все обмозговал? — хихикнул сидевший сзади него Дербенев.

— А ты как хотел! — Еремин повернулся к нему. — Все по старинке, как при императоре-батюшке?

— Ты жил при нем? — спросил Борис.

Еремин не удостоил его ответом, отвернулся.

— Только не все оно богатство, что деньги. Сколько можно их копить? Хичник, и тот сознание имеет.

— Хищник, — поправил Кульков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное