Проходчики. Всем смертям назло...

Всем его существом двигало теперь это непонятное, но властное «надо». Оно толкало вперед, он сопротивлялся, но двигался, явственно ощущая, что за этим пока маленьким «надо» стоит огромное и пугающее: надо сесть в клеть, спуститься в шахту и пройти в родной и такой страшный теперь забой.

Порой он начинал торопиться: «Скорее, скорее на помощь!», но надежда на спасение друга была так мала, а вероятность увидеть раздавленное чудовищным грузом тело так велика, что сердце стыло и страх парализовывал волю.

Вадим был уже убежден, что его куртка обильно залита кровью. Он видел ее цвет, ощущал запах и тошнотворное кружение в голове. Парень отчаянно пытался избавиться от этих видений, но они становились только ярче. Вадим больно ущипнул сам себя за ногу, начал спешно одеваться. Хотел подождать Бориса, но передумал, выбежал на улицу.

Дождь затих, по небу мчались рваные клочья туч. На восточном краю поселка, за ставком, край неба алел, вот-вот должно было взойти солнце. Чирикали проснувшиеся воробьи, в деревьях, под балконами, тенькали синицы. В некоторых окнах горел свет, реденькая цепочка людей протянулась к столовой. Поселок пробуждался, нехотя сбрасывал покров ночи; будто многопалубный корабль, выплывал из тумана.

Есть Вадиму не хотелось. Но, поразмыслив о том, что на пустой желудок много не наработаешь, завернул к знакомой двери. В зале было тихо, в разных углах парами и в одиночку сидели шахтеры, сонно жевали еду, на кухне гремели тарелки, стучали стаканы, тихо переговаривались повара. Завтрак он ел без аппетита, лишь бы наполнить желудок, накопить силы. Сосиски обжигали рот, и он глотал их нежеваными, чувствуя, как они припекают внутри, согревают тело. Вскоре однако им овладело такое отвращение к пище, что он перестал глотать и, уставившись пустым взглядом в тарелку, решил, что все кончилось, что и эта столовая, и пища, и лениво жующие люди за синими столиками, и бросившее кровавый свет в окно взошедшее солнце — все это не реальность, не настоящая жизнь, а какая-то подделка.

По дороге на шахту его догнал Борис. Несколько шагов шли молча.

— Борь, а что если действительно Витьку?.. — Вадим не договорил, потому что предательски дрогнул голос, и, унимая эту дрожь, он достал сигареты, чиркнул спичкой и вместе с дымом выдохнул: — Я не знаю, как жить тогда. Куда деть себя?

— Мы не мальчики. Ко всему надо быть готовым.

— Только не к этому. Витька мне больше, чем брат. В моей жизни это будет первая потеря. Боюсь, что сломаюсь.

Когда они вошли в нарядную своего участка, за столом, уставленным многочисленными телефонами, уронив голову на руки, дремал Плотников. С правой стороны белела раскрытая тетрадь, густо исписанная докладами с места завала. Записи походили на сводки тяжелого, но пока безрезультатного боя. Координационный центр по ликвидации аварии работал четко, всю ночь напролет около телефонов дежурил кто-то из высшего руководства.

Вслед за ребятами в нарядную вошли Чернышев и Игнатов. Плотников приподнял голову.

— О чем же меня просил Клоков?.. — Иван Емельянович потер виски. — Ах да… Спецовку Гайворонскому надо заменить и разбитую коногонку.

— Мне? — переспросил Вадим и сжался. «Секретарь видел… Она вся в крови».

— Вот, вот, — подтвердил Плотников. — Вся новая амуниция в ламповой.

— А старая? — спросил Вадим.

— Выброси, — Игнатов недоуменно посмотрел на него. — Жалко, что ли?

«Точно. Спецовка вся в крови».

В дверь ввалился Митин. Поручкался со всеми подряд, сел на лавку рядом с Борисом. Луч света ударил ему в лицо, он отвернулся.

— Что слышно? — спросил Матвей и опустил голову, будто заранее знал, что на хорошие вести надеяться не приходится.

— Зубами грызем, — Сергей Сергеевич листал журнал, отмечая что-то карандашом. — Откуда он взялся такой? По крепости колчедану не уступит. Бур не берет, пики ломаются, а взрывчатку, сами понимаете, применить нельзя.

Задребезжал один из телефонов. Игнатов лапнул одну трубку, потом другую, отозвалась только третья. Звонила Галина Ивановна Михеичева. Очевидно, плакала, Сергей Сергеевич долго успокаивал ее, говорил, что надежда не потеряна, принимаются все меры к скорейшему вызволению, работают горноспасатели, им помогают лучшие горняки шахты, вот сейчас в нарядной сидят проходчики из бригады мужа, его друзья, они сделают все возможное и невозможное, чтобы скорее разобрать завал.

Он начал перечислять всех поименно, потом перешел на трудности аварийных работ, понял, что этого говорить не следует, умолк, слушая шахтерскую жену; как за спасительную соломинку, уцепился за случай на шахте «Никанор», — мол, там шахтеры сидели в завале пятеро суток и, слава богу, выжили, здравствуют по сей день.

Утешения начальника ВТБ, вероятно, мало действовали на женщину, он мучительно морщил лицо, отыскивая нужные слова, не находил их, пытался в чем-то оправдаться, но и оправдания не получалось; Игнатов выглядел виноватым и жалким. Наконец закончил разговор, с некоторым облегчением положил трубку и долго смотрел на нее.

«Что сказать? Чем утешить?»