Проходимец (сборник)

– Что именно? Что будет хорошо, а? Да ты знаешь, что все эти годы я думал только о тебе? Все, абсолютно все, что я делал, было для тебя, с мыслью о тебе. Абсолютно все! Лучшие годы жизни, молодость, силы, все таланты, которые когда-то у меня были – все ушло, пропало, исчезло. И все ради тебя! Не может быть, чтобы это было напрасно. Ты не имеешь права мне отказывать! Да ты знаешь, что я сделал ради тебя?! Знаешь? Нет, это не важно, ты все равно не поверишь. Я сам не верю. Но ты не имеешь права, не имеешь права!!

Мысли мои распадаются, а их обрывки переплетаются, без всякого порядка, хаотично, связываются во что-то невыносимо пестрое, отчего больно глазам. Только когда я закрываю глаза, эта полыхающая пестрота не исчезает, а становится еще интенсивней и беспорядочней. Яркие пятна вспыхивают внутри головы то тут, то там, все быстрее. Мыслей больше нет, есть только взрывы боли, и одно-единственное желание, чтобы все это кончилось, кончилось, кончилось. И вдруг ядовитые огненные цветы исчезают, я снова стою на малахитовой поляне, и женщина с прекрасным добрым лицом гладит меня по голове.

– Павлушенька, бедный мой мальчик. Ты попробуй жить просто так. Ни для какой-то цели, ни в поисках смысла, ни в погоне за тем, что ушло, – просто для себя самого и – для самых близких людей. Это сложно, ноты постарайся, пожалуйста. И тогда станет легче, намного легче. И ты не будешь так одинок. Ты постараешься? Хорошо?

У нее тихий, нежный, любящий голос. Не верить ему невозможно.

– Хорошо…

Женщина прижимает меня к своему теплому, уютному телу и целует в лоб, снимая жар и боль. Ее силуэт начинает удаляться по аллее, между красно-белых мавританских строений. Я хочу бежать за ней, но вдруг понимаю, что как бы быстро я ни бежал, она все равно будет идти быстрее.

Глава XL. Жизнь продолжается

Дому Мак-Фарреллов одноэтажный и снаружи не кажется большим, но внутри он просторен и очень уютен. Когда-то Тони мне говорил, что Оливия потратила несколько недель, копаясь в каталогах и интернете и обзванивая поставщиков материалов и подрядчиков. Оливия вообще замечательная хозяйка. Она угощает меня чаем и необыкновенно вкусным печеньем, разумеется, собственного изготовления. Ее сын Агостиньо после неоднократных и громких требований матери выходит поздороваться с гостем и, молча пожав мне руку, тут же скрывается у себя в комнате. Маленькая Лили куда общительнее – она притащила целую гору рисунков и, усевшись рядом, показывает их мне. Пока я любуюсь ее художествами, она, засунув палец в рот и склонив голову на бок, точь-в-точь как Тони, наблюдает за мной.

– Какая ты молодец, Лили! Здорово у тебя получается, – хвалю я. – Вот эта зеленая собака совсем как живая!

– Какая собака? Это же лошадь! – смеется Лили. – Какой ты глупый! Не видишь – у нее копыта и грива?

– А где же собака? – спрашиваю я. – Лошадь с гривой есть, а собаки нет. Ну-ка, Лили, пойди, нарисуй мне большую мохнатую собаку, с крыльями.

– С крыльями? – Л или открывает рот. – Разве у собак бывают крылья?

– У волшебных бывают. Понимаешь, мне обязательно нужна волшебная летающая собака.

– Зачем?

– Как это зачем? Для полетов, конечно. Я хочу улететь далеко-далеко, в гости к бегемоту, лежащему в прохладной луже.

– На собаке? – ахает Лили.

– Непременно.

– А на самолете не хочешь?

– На самолете не получается, я пробовал. Так ты мне поможешь?

Лили кивает головой очень серьезно и убегает рисовать крылатую собаку.

Я поворачиваюсь к Оливии:

– Ну, как вы?

Оливия пожимает плечами и улыбается:

– Сейчас вроде ничего. Первые недели совсем трудно было. Я целыми днями плакала, Лили, на меня глядя, тоже. Агостиньо ушел в себя, ты же видел, какой он стал, так и молчит целыми днями до сих пор. Очень уж он к Тони привязался, как к родному отцу. Они все в баскетбол во дворе играли. Тони его еще на хоккей отдал, и все игры ходил смотреть, с работы отпрашивался, ты помнишь, наверно. А как Агостиньо гол забьет, свистит, с места вскакивает, прыгает, кричит как сумасшедший.

Оливия вытирает глаза.

– Потом страховую выплату получили, легче стало. Тони ведь на крупную сумму жизнь застраховал. Я еще тогда ругалась – с его-то хронической болезнью нужно было такие большие взносы делать. Но он настоял. Не смогу, говорит, спать спокойно, если моя семья не будет обеспечена в случае чего. И вот видишь, прав оказался. Потом еще компенсацию от компании получили. Так что, слава богу, нормально все у нас, спасибо, что спросил.

– Ты знаешь, Тони очень скучал по тебе и детям, вспоминал вас все время, каждый день по нескольку раз…

– Я знаю. Когда мне личные вещи передали, там было два чемодана подарков…

Снаружи доносится звук открываемой двери и чьи-то шаги. В комнату входит мужчина в клетчатой рубахе, широких синих брюках с множеством карманов и с кожаным поясом, на котором болтаются молотки, кусачки, рулетки и прочие инструменты. В густых кудрявых волосах запуталось несколько колечек стружки.

Он подходит к Оливии, наклоняется, целует и что-то говорит ей вполголоса. Та, немного смутившись, показывает на меня.