Я живу теперь вблизи одного из маленьких прибрежных городков-бальнеариос в департаменте Роча. Скорее это даже не городок, а средних размеров село, то есть я живу как бы на хуторе. До главного уругвайского курорта Пунта-дель-Эсте, кишащего с ноября по март туристами из Бразилии, Аргентины и Северной Америки, больше двухсот километров – безопасное расстояние. Я, наконец, реализовал мечту детства и купил себе мопед, на котором езжу по грунтовой дороге в обитаемые места купить продуктов, перекинуться парой фраз с простыми приветливыми людьми и съесть чивито – универсальный уругвайский сэндвич, в котором кроме хлеба и говядины – яйцо, майонез, бэкон, сыр, листья салата, помидоры, оливки и что-то там еще. В остальное время хожу пешком. У меня свой собственный пляж, если не юридически, то фактически. Полоса белого песка, сбившегося в дюны, петляет до горизонта, делает выпады в океан, пропадает за зарослями кустарников и возникает снова немного поодаль. Кое-где на белом – бурые пятна камней, будто по пляжу когда-то шел великан и просыпал их как орехи из кулька.
Живу я один. Уезжая из Сан-Франциско, звал Галину с собой. Она не поехала. Зачем молодой и красивой женщине хоронить себя в забытой богом деревне? Она работает теперь в косметическом салоне, и ей нравится. Я могу гордиться: в сообщество, занятое полезным трудом, влился при моем содействии еще один человек. Я подготовил себе смену.
Дом у меня небольшой. Я его купил вместе с мебелью и почти ничего внутри менять не стал. Пришлось, правда, настелить новую кровлю. В доме три комнаты, но я живу почти все время только в одной, окна которой выходят на океан. Перед окном стоит стол, на нем компьютер и несколько книг. Ни компьютер, ни книги я не открывал уже много недель. На стене – рисунки волшебной летающей собаки и лежащего в луже доброго бегемота, которые мне подарила Лили Мак-Фаррелл. Настоящую собаку я заводить не стал. Во втором сверху ящике стола лежит «Берса Сандер 380», калибра 9 миллиметров, аргентинского производства. Уругвай вообще-то безопасная страна, особенно в этих краях. Но когда живешь один, не мешает принять меры – так, мало ли что. Сплю я тут же, на диване, которому, по меньшей мере, лет сто. С бельем возиться лень, и я сплю в одежде под пледом. Утром, когда погода хорошая, долго плаваю в океане, уплываю далеко, до тех пор, пока берег становится почти не виден. Ложусь на спину и долго смотрю на облака. Иногда вижу дельфинов.
Чем я еще здесь занимаюсь – сказать трудно. Наверно, больше ничем. Вожусь на кухне, ем, гуляю по пляжу. Сплю. Очень много сплю. Мне здесь все время хочется спать. Свежий воздух и здоровый образ жизни, наверное. Но снов я не вижу: просто закрываю глаза, а когда их открываю, ночь уже прошла. Когда я снова закрываю глаза, прошел день. С тех пор как я здесь поселился, дней и ночей прошло уже довольно много; сколько именно – я точно не помню. Они ничем один от другого не отличаются, будто это один длинный-предлинный полярный день, только теплый.
Сегодня утром в привычный набор действий как-то само собой добавляются несколько новых движений, совершенно механических. Я как будто раздвоился и наблюдаю за собой, как в былые алкогольные времена. Я открываю ящик стола, достаю красивый матово-серый предмет, смотрю на него, а затем кладу в карман шортов. Сегодня замечательная погода. Тепло. Почти нет ветра. Океан спокойный и ласковый. Но вместо того, чтобы раздеться и войти в воду, я подхожу к валуну, торчащему возле самой воды. Высотой он мне примерно по грудь, с плоской, будто обрезанной верхушкой. Внизу на земле лежат более мелкие камни. Я подбираю несколько камней и кладу их на валун в ряд. Слева самый большой, справа от него камень поменьше, потом еще поменьше. Как матрешки. Всего шесть штук. Последний – совсем маленький белый камешек, размером с кусок сахара.