Проходимец (сборник)

Я отхожу на двадцать шагов, оглядываюсь на валун и делаю еще пять шагов – к самому краю пляжа, где начинается сочная, мокрая трава. Я достаю из кармана пистолет и прицеливаюсь в первый камень. Я всегда хорошо стрелял, при этом я не помню, чтобы меня кто-то специально этому учил. У меня это получалось как-то само собой. Рука не дрожала, оружие становилось ее продолжением. Я умел выключать окружающий мир как надоевший телевизор и видел только мишень. Я знал, что попаду, и обычно попадал. Но последний раз я стрелял очень много лет назад. А из этого пистолета – вообще не стрелял ни разу. Я понимаю, что прицел у него может быть сбит, но это меня не беспокоит. Это часть плана, одно из правил игры, в которую мне предстоит сыграть. В обойме «Берсы Сандер 380» – семь патронов. А в моей игре – два варианта развития событий. В первом варианте после шести выстрелов на валуне не остается ни одного камня, и седьмая пуля летит в океан. Во втором – я промахиваюсь и узнаю ответ на самый главный вопрос, не дающий покоя человечеству. Если ответ этот положительный, то я увижу много интересного, встречу старых знакомых. Может быть, я даже Тони Мак-Фаррелла мельком увижу. Ну, что, чуваки, соскучились там без меня? Тогда давайте, воздействуйте на атмосферные и прочие факторы. Ну а если ответ на вопрос все же отрицательный, то тоже в принципе ничего страшного нет.

Бумм-динь – с камня исчезла первая, самая большая матрешка, и в воздухе появился смутно знакомый сладковатый запах. Бумм-динь… Бумм-динь… Осталось три камня. Целиться становится сложнее, хотя теперь я поддерживаю пистолет снизу левой рукой. Бумм-динь-два… Бумм-динь… Остался последний камешек. С двадцати пяти шагов он кажется не больше булавочной головки. Я почти не чувствую рук. Цель подпрыгивает на мушке, ныряет под нее или вдруг уходит в сторону. Я опускаю оружие и жду минуту, глубоко дыша, стараясь успокоить сердцебиение и дрожь. Когда секундная стрелка на часах делает полный круг, я снова поднимаю пистолет. Ну, вот так получше. Бумм… Будто фишка, передвинутая невидимой рукой по массивному серому столу, белая точка исчезает с того места, где была секунду назад, и тут же возникает в другом, чуть правее. Наверно, камешек откатило волной воздуха от пролетевшей совсем близко пули.

Вот и все. Я закрываю глаза. Я ожидаю, что передо мной промелькнет вся моя жизнь или хотя бы самые яркие, счастливые ее картинки. Но ничего не мелькает. Все ощущения исключительно физиологические. Я слышу свое сердце, бьющееся очень сильно, быстро и неровно, как будто между ребер прыгает, отскакивая во все стороны, твердый каучуковый мячик. Меня тошнит. Очень кружится голова. Ноги подкашиваются. Я чувствую, что не могу больше стоять. Не открывая глаз, я сажусь, потом ложусь на спину, чувствуя песок, холодный и влажный после ночи. Полежав так минуту, я понимаю, что впереди у меня только эта тьма, холод и сырость – навсегда. В ужасе и отвращении я вскакиваю. Нет, пусть последними станут какие-нибудь другие ощущения, желательно зрительные. Я поднимаю правую руку, стараясь избежать прикосновения холодного металла к коже, и открываю глаза.

Синяя скатерть океана, с белой бахромой по краю. Вздутые щеки дюн, поросшие тут и там клочками редкой зеленой щетины. Большой камень с плоской верхушкой. На этом камне справа должна быть маленькая белая точка. Но я ее не вижу. Несколько секунд назад она еще там была, я в этом абсолютно уверен. Каучуковый мячик начинает прыгать стремительно и беспорядочно, так, что все пространство между ребер гудит и ноет. Я бегу, увязая в песке, к кромке воды. С каждым шагом валун увеличивается в размерах, пока, наконец, не занимает все пространство перед глазами. Я смотрю в упор на ровную как стол поверхность. Белой точки больше нет. Нет точки. Предложение не закончено. Сзади валуна, в воде лежат несколько маленьких белых камешков.

Я захожу в воду по колено, потом по пояс. Седьмой выстрел звучит долгожданным последний аккордом симфонии – слишком длинной, сложной и утомительной. Я размахиваюсь и бросаю пистолет как можно дальше в океан. Он входит в воду почти без всплеска, и оставленные им на воде круги разглаживаются, не дойдя до меня. Я делаю вдох, ныряю в теплую воду и плыву вдоль дна, сколько могу, наверно целую минуту, пока в легких не становится невыносимо горячо. Я заставляю себя плыть еще, и еще, и еще. Когда я выныриваю, мое тело, каждая его клетка жаждет только одного – воздуха. Я ловлю его частыми, судорожными глотками. Надо мной – ничего, кроме воздуха, но мне его все равно мало. Руки и ноги бьют и пинают воду, пытаясь вырваться из нее дальше вверх – к жизни. Когда мое дыхание, наконец, выравнивается, я ложусь на спину и смотрю в прозрачное небо. «Спасибо!» – говорю я.