Проходимец (сборник)

Мое детство прошло в маленьком городе, на самой окраине. Наш дом был последней пятиэтажкой, окруженной со всех сторон частным сектором, как тогда говорили. Это была просто деревня, которую присоединили к городу. Деревня называлась смешно – Ужи. И было у меня всегда такое ощущение, что если выйти со двора в деревню, то попадаешь в другой мир. Очень похожий на тот, в котором жил я, и все же другой. Люди в Ужах одевались и разговаривали иначе. И само время текло там как-то медленнее. Я хоть и мал был, а чувствовал это как-то. А еще рядом с домами в Ужах были сады. А в них летом – ягоды и фрукты. Вкусные, особенно если ворованные. Ну, мы с пацанами лазили в эти сады постоянно. Хозяева нас, конечно, гоняли. Так ведь из одного сада турнут, мы в другой залезем. Романтика.

Как-то раз, когда мне было лет десять, забрались мы в один сад. Я влез на вишню, одной рукой рот набиваю, а другой – полиэтиленовый пакет. Вишня спелая, сладкая. Я ветки вокруг себя оберу и лезу выше. Да, наверно, слишком высоко залез. Ветка подо мной обломилась. С треском. Я вниз полетел. Тут выскакивает из дома дед, классический такой деревенский старикан – в стеганой жилетке, с длинной седой бородой. Ругается матерно и бежит к вишне. Ну, пацаны – врассыпную и через забор, а я, падая, зацепился за сук штаниной и замешкался. В общем, поймал меня дед, схватил за ухо больно. И говорит: «Я тебя, стервеца, посажу в тюрьму, чтобы впредь знал, как воровать и деревья ломать».

Отвел он меня не то в чулан, не то в сарай и запер там. Сижу я в чулане, как Буратино, – темно, сыро и жутко. Реветь хочется и прощения просить, ноя держусь. Вдруг слышу, будто кто-то в дверь скребется. А потом голос тонкий откуда-то снизу: «Эй, мальчик, ты кто?» Смотрю – а в просвете под дверью половина детского лица. Голубой глаз и щека. И еще челка – светло-русая, почти белая. «Я Олег, – говорю, – А ты кто?» – «А я Лена. Тебе скучно тут наверно, страшно, да?» Ну, мне как мальчишке, с девочкой вообще разговаривать было стремно, а уж жаловаться – тем более. «Ничего мне не скучно. И совсем не страшно». А девочка серьезно так: «Ты врешь. Вот, возьми». И сует что-то под дверь. А оно упирается и мяукает. Котенок. Серый, пушистый. «Возьми его и погладь. Он мягкий и ласковый». Потом лицо девочки исчезло. Я взял котенка на руки, а он ластится ко мне, мурлычет. И точно – стало мне веселее.

А где-то через полчаса выпустил меня дед. Вроде и не злится больше за поломанное дерево. Даже дал мне с собой большой кулек вишни. Лена в сторонке стоит. Я подошел к ней котенка отдать, а она мне говорит: «Ты еще сюда придешь». Не спрашивает, а именно говорит, будто точно знает, что так оно и будет. Я ответил: «Больно мне надо…» – и ушел.

На следующий день вышел я во двор с пацанами в футбол поиграть, а ноги меня вдруг сами понесли в Ужи, к дому, где жила Лена с дедом. Она во дворе с котенком играла. А когда меня увидела, не удивилась совсем, просто сказала: «Привет, Олег». Взяла меня за руку и повела показывать своих кукол.

С того дня я раза два-три в неделю, а то и чаще, приходил в этот дом. От пацанов во дворе свои визиты скрывал. Сейчас даже не помню, чем мы с ней занимались, во что играли. Помню только, что мне никогда не было скучно. И мы никогда, ни единого разу не поссорились.

Дед Лены меня столярничать учил. У меня хорошо получалось. Как-то раз сделали мы с ним змея из реек и целлофана, а потом запускали его на старом кладбище. То есть, это уже был просто луг, пустырь с заросшими травой кочками. Дед нам показал, как посылать письма на небо – вверх по леске, на которой летал змей. Он сказал, что написанные на бумажке желания обязательно сбудутся. Я тогда попросил себе интересной жизни, много событий и путешествий. И еще счастья.

В общем, так я бегал в Ужи пять с лишним лет. Целых пять лет, представляешь? Правда, последний год уже не так часто. У нас, пацанов, появились разные серьезные дела, которыми нельзя было пренебрегать.

– Ну, ты эту Лену-то чпокнул? – спросил я, чтобы разбавить монолог Соболева и показать, что я слежу за рассказом и отрабатываю свой скотч.

– Как это «чпокнул»? – не понял Соболев. – А, ты об этом. Нет, мы только целовались несколько раз. Ты знаешь, её губы ничем не пахли. Я потом долго думал, что так и должно быть. Что иначе не может быть.

Вскоре мои родители получили новую квартиру, и мы переехали на другой конец города. В это же время мне стало ясно, что для того, чтобы когда-нибудь иметь интересную жизнь с событиями и путешествиями, нужно учиться, причем хорошо. Чем я и занялся. Засел за учебники. В Ужи больше не ездил. Я думал о своей будущей большой и богатой событиями жизни. А о Лене почти не думал. Но странным образом был уверен, что я всегда, в любой момент, смогу прийти в тот дом и она не удивится, возьмет меня за руку и поведет показывать кукол. И я пойду.