Проходная пешка

А вообще, однако, дела-то тут невеселые — если так густо неубранные трупы насильственного происхождения пораскиданы по элементам ландшафта. Нихрена в этом хорошего-то нет — ибо запросто имеешь шанс точно так же органично вписаться в местность. Что ничуть не прельщает, вообще-то. Тэээк-с, кто тут у нас? Бля… Молодой, едва усы отрастил… Везде все одинаково, чтоб вам всем черти печень выгрызли. Судя по тому, что запаха-то особо нет, да и так по виду — гораздо лучше, чем те, у обоза — парень-то скончался не так давно. Может, и прямо ночью. Только это уже без разницы. Все равно не жилец. Перевернул, посмотрел — точно не жилец. Правое плечо разрублено сабельным ударом, в спине справа входное отверстие — а выходного нет. Доехал как-то сюда, тут свалился и умер. Скорее всего — так. Или тут застрелили, когда пытался после ранения ускакать? Чорт поймет, да и сейчас уже неважно. Одет, однако, немного странно. Сапоги высокие, «кавалерийские», до колен. Но без шпор — не только ездить, но и ходить бегать вполне годны. Должно, в них девкам кавалер сильно нравится — щеголеватые такие. Сымай сапоги, голубь. Как дед рассказывал — обувь в те времена зело дорога. Ботинки с солдат снимать я не стал возиться, муторно это, да и не понравились мне теи башмаки, а вот ты уж сымай. С моей помощью, ясно дело. Мне-то сапоги твои не пойдут — маловата у тебя лапа, но кому-нибудь впарю. Бриджи вроде обычных наших солдатских галифе, с подшитой кожей жопой и коленями — ну, понятное дело, кавалерия… Рубаха просто полотна, серая, у солдат в ранцах похожие взял — как наши старые гимнастерки. Только у этого она чуть повыпендрежнее — вышивка по краю, темно серым. Пижон… был. Жилет из толстой парусины, усиленный кожей, странноватый какой-то. Прям чисто разгрузка — карманы, в них патроны — к винтовке (а самой винтовки-то и нету, про… потерял, касатик), к револьверам. Револьверов было, похоже, аж два — и один, судя по кобуре — длиннющий, ствол аж сантиметров тридцать, наверное. Да только и его нет — на поясе лишь шнурок оборванный. Второй револьвер на месте, тот наоборот коротенький. Вытащил, повертел — понравился. Сделан, как и армейский, но ствол еще дяшку покороче.

Приберем-с. И все патроны. Сам жилет уже не пойдет — разрублен на плече — кстати, смотри-ка — там прокладка из толстой кожи, и валик кожаный поверху — и амуницию удобнее носить, и удар ослабляет… да вот не помогло. Хотя, может, без этого — тем бы ударом его на месте и располовинило. Но, все равно — жилет в списание. Да и пофиг — в телеге аж пара таких валяется. По карманам прошарил — ничего интересного, кроме патронов разве что в кармашке масленка и отвертка оружейная, да трубочка маленькая и кисет. На поясе кроме кобур — ножны с весьма недурственным тесаком. Приберем, вместе с поясом… На голове намотана тряпка — но не бинтовал, явно так и задумано — платок вроде наших арафаток, что ли. Серо-голубого цвета. Да, блин… странный весь какой-то. На кочевника какого похож по платку, а по одежде и не поймешь — явно не военный, хотя и отнюдь не мирный. Оглянулся на лошадь — у седла пустые ножны от шашки или сабли… скорее, по форме — все же от шашки. Что ж ты сюда такой весь про. потерянец-то приехал, а? Нет бы, привез с собой и шашку, и ружье… и пулемет в придачу. Ладно, что там еще на лошади — а там здоровенные сумки у седла — потом посмотрю, успею еще. Для начала паренька надо все же прикопать — а то солнышко, он скоро пахнуть начнет — а зачем мне оно? Я тут до вечера, еще кушать буду, и вообще. А ему так даже лучше, не думаю, чтобы он был бы против. Да и кто бы его теперь спросил. Пожалуй, самое мерзкое — что если тебя убьют — то потом ни о чем не спросят, не посоветуются, и все сделают, как сами хотят, тебя в расчет не принимая. Обидный факт, надо сказать. Отпутал из руки убитого поводья, дернул — лошадка, не рыпаясь, пошла — надо думать, смирная… или присмирела, рядом с мертвым хозяином-то простоявши. Ну и хорошо. Довел ее до телеги, привязал — Зорька не удостоила вниманием, а новенькая не рвалась разбираться, кто в доме хозяин.

— Как тебя, скотина, назвать, а? Чего молчишь? Не умеешь говорить? Ну, оно понятно — ты же лошадь. Вот не угробили бы твоего хозяина совсем досмерти — мы бы с ним, глядишь, поговорили бы — вон, винца бы жахнули… или перестреляли бы друг-друга, это как пошло бы. Но, в любом случае, диалог был бы гораздо живее. Понимаешь, скотина?

Скотина тупо жевала траву, глядя на меня лошадиными глазами. Экая дурочка…

— Ладно. Раз так — сама виновата. Будешь Ксюшей — потому что похожа. А что ты дура — так ничего страшного — ты все-таки лошадь.