Прохоровка. Без грифа секретности.

Заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г.К. Жуков прибыл на командный пункт Н.Ф. Ватутина утром 13 июля. Маршалу А.М. Василевскому было приказано отбыть на Южный фронт. Перед его отъездом на КП фронта было проведено совещание, на котором также присутствовал и командующий Степным фронтом И.С. Конев. Была всесторонне рассмотрена обстановка, сложившаяся к исходу 12 июля, и итоги контрудара. «Было решено, — вспоминает Г.К. Жуков, — чтобы добиться лучших условий для контрнаступления фронтов, еще энергичнее продолжать начатый контрудар, с тем чтобы на плечах отходящего противника захватить ранее занимавшиеся им рубежи в районе Белгорода»^{401}.

Но какими силами? Только один 29-й тк потерял 12 июля сгоревшими, подбитыми, подорвавшимися на минах и вышедшими из строя по техническим причинам порядка 170 танков и САУ. В корпусе к 13.00 13 июля в, строю оставался всего 51 танк (из них легких — 31), в 18-м тк — 33 танка, из них легких — 18, во 2-м гв. тк — 80 танков, во 2-м тк — 44, в 5-м гв. мк — 148, в том числе 1 °CАУ. Фактически танковые корпуса, кроме 2-го гв. тк и 5-го гв. мк, могли решать только ограниченные задачи. Чтобы продолжать контрудар, надо было восстановить их боеспособность. По свидетельству командарма, только в первые дни встречного танкового сражения (позднее он уточнит — за первые два дня) ремонтный фонд армии составил около 420 танков, из них 112 имели незначительные повреждения, которые устранялись тут же, и машины возвращались в строй.

О степени доверия к словам П.А. Ротмистрова можно судить по его рассказу о ночи с 12 на 13 июля: «Противник вел себя как-то странно. В его расположении раздавались взрывы. Потом выяснилось, что немцы подрывали свои подбитые танки, которые нельзя было эвакуировать»^{402}.

В словах командарма нет никакой логики: зачем это врагу понадобилось уничтожать свои подбитые танки, да еще в своем расположении? Наоборот, противник стремился уничтожить наши подбитые машины, оставшиеся на его территории и на линии соприкосновения сторон. На этот счет командиры частей и соединений имели строгий приказ командования ГА «Юг» о немедленном уничтожении всех захваченных подбитых танков противника, которые невозможно больше использовать, отремонтировать или эвакуировать, чтобы они снова не попали во вражеские руки. Кстати, Н.С.Хрушев, докладывая 24 июля по ВЧ Сталину о результатах операции, был вынужден признать, что «поле боя осталось за противником — почти все поврежденные советские танки были немцами подорваны или сожжены, тогда как немецкая техника эвакуирована»^{403}.

А вот что писал Ротмистров Жукову 20 августа 1943 года: «Противник все свои подбитые танки, как правило, эвакуирует, а наши танкисты этой возможности зачастую бывают лишены, в результате чего мы много теряем на этом в сроках восстановления танков. Одновременно в тех случаях, когда поле танковых боев на некоторый период остается за противником, наши ремонтники взамен своих подбитых танков находят бесформенные груды металла, так как в этом году противник, оставляя поле боя, все наши подбитые танки взрывает»^{404}. Понятно, что правдивые мемуары не пропустила бы советская цензура. Но зачем же так передергивать карты? В приличном обществе подобные вещи называют подлогом, независимо от того, кто или что толкнуло на это автора.

В ходе боя, особенно ночью, командиры частей и ремонтные органы принимали все меры для скорейшей эвакуации поврежденных боевых машин. В этом отношении противник находился в лучших условиях, поскольку все его подбитые танки остались на удерживаемой им территории — еще одно свидетельство того, что никакой сквозной атаки, как это изобразил Ротмистров, не было. Наши подбитые машины остались на поле боя и в зоне досягаемости огневых средств противника. Поэтому организовать эвакуацию их оказалось весьма непросто. При обнаружении попыток эвакуировать подбитые танки противник немедленно открывал минометный и пулеметный огонь. Сейчас трудно представить, как это танкистам 18-го тк удалось удержаться на захваченном пятачке, простреливаемом с трех сторон, в том числе и с высоты 226.6 из-за реки. В течение 13 июля безвозвратные потери корпуса возросли с 35 до 55 танков. К исходу этого дня удалось эвакуировать 25 танков Т-34 и 16 Т-70. В 31-й тбр 29-го тк в ночь на 13 июля из 44 находившихся на поле сгоревших и подбитых танков смогли эвакуировать лишь 5 танков Т-34. При этом погибли три человека, в том числе помощник командира 278-го тб по технической части инженер-капитан Сомкин, четверо были ранены.

Эвакуация подбитого танка Т-34.