Прокля'тая Русская Литература (СИ)

   Эта встреча послужила последним толчком для создания в романе "Бесы" образа "великого писателя" Кармазинова - злой карикатуры на Тургенева. "Достоевский "аристофановски выводит меня в "Бесах", - писал Тургенев. - Он позволил себе нечто худшее, чем пародию "Призраков", в тех же "Бесах" он представил меня под именем Кармазинова, тайно сочувствующим нечаевской партии...". Замечу к слову: Достоевский мог бы повторить слова Толстого о Тургеневе: "Я ненавижу его демократические ляжки..." Тургеневу же Достоевский казался слишком самонадеянным в его дерзком желании вырваться из власти господствовавших на Западе истин. Тургенева же прежде всего соблазняло внешнее устройство Европы. Но вот отзывы Достоевского о Тургеневе в записных тетрадях: "Человек, который рад проползти из Бадена в Карльсруе на карачках, чтоб только сделать своему литературному сопернику неприятность", "Человек, который сидит у себя и употребляет своё время, чтоб выдумывать, какие он скажет оскорбительные словечки, встретясь с таким-то и таким-то, как повернется к ним, как обидит их". И Тургенев подлинно изощрялся в сплетнях. Минский - пример тому.

   -Достоевский всё же тенденциозен, Алешёнька...

   -Не более чем все остальные, - отмахнулся Верейский, - к тому же есть и иные свидетельства. Елена Штакеншнейдер, дочь известного петербургского архитектора, вспоминала: "Был у нас мастер высокомерия - знаменитый писатель и европейская известность - Тургенев. Тот умел смотреть через плечо и самым молчанием способен был довести человека до желания провалиться сквозь землю. Помню один вечер у Полонского, когда у него был он и известный богач, железнодорожник; было ещё несколько молодых людей не из светской или золотой молодежи, а из развитых, которых Тургенев боялся и не любил и перед которыми все-таки расшаркивался. Чтобы показаться перед ними, он весь вечер изводил железнодорожника надменностью и брезгливостью, невзирая на то, что тот был гостем его друга и что поэтому Полонский весь вечер был как на иголках. А железнодорожник и пришел для Тургенева и, не понимая происходящей игры, вполне вежливо и искренне несколько раз обращался к Тургеневу с разговором. И каждый раз Тургенев взглядывал на него через плечо, отрывисто отвечал и отворачивался. Нам всем было неловко и тяжело, и все невольным образом выказывали к жертве выходок Тургенева больше внимания, чем бы то делали при других обстоятельствах. А потом узнали, что в Париже, где нет "развитых" молодых людей, Тургенев целые дни проводит у этого богача-железнодорожника..."

   Вмешался Муромов, явно пытаясь успокоить разгорячившегося Верейского.

   -Его барство - не идейно, но просто имманентно ему по происхождению и воспитанию, - заметив, что Верейский всколыхнулся, Александр Васильевич торопливо продолжил, - что до тенденциозности как таковой... Проблема Тургенева, как мне кажется, именно в том, что её не было, я говорю, разумеется, об истинной тенденциозности. Если тенденциозность художника - следствие его подлинных убеждений, то она не только не вредит достоинству произведения, но, наоборот, может придать ему стократ большую ценность. Если же идеей прикрывается убожество мысли и недостаток таланта, тогда получается нечто жалкое. Достоевскому "идеи" творить не мешали. В "Нови" же Тургенева все до одного герои призваны просто произносить авторские мысли. Просто Тургенев в молодости прошёл школу Гегеля, и от него узнал, как необходимо образованному человеку иметь полное и законченное, непременно законченное "мировоззрение", вот и пытался его иметь...

   - Тургеневскими устами говорит вся европейская цивилизация, - кивнул Ригер, - и , кстати, Тургенев не только читал европейские книги, был своим человеком в кругу европейских писателей - Ренана, Флобера, Тэна, Мопассана, Доде. Но истолковывал всё по-своему. Ему говорили о железных дорогах, земледельческих машинах, школах, самоуправлении, а в его фантазии рисовались чудеса: всеобщее счастье, рай, безграничная свобода, крылья, - и чем несбыточнее были его сны, тем охотнее принимал он их за действительность. Тургенев из своего медвежьего угла отправился в Европу за живой и мертвой водой, за скатертью самобранкой, за ковром самолетом, за семимильными сапогами, полагая в своей наивности, что железные дороги и электричество - только начало этих чудес... Отсюда и его атеизм - даже не праздное безмыслие, а просто попугайство с Европы...

   Голембиовский вздохнул.

   -Эх, молодо-зелено... Как вы читаете? Тургенев в окончании "Рудина" делает приписку: "Лежнев долго ходил взад и вперед по комнате, остановился перед окном, подумал, промолвил вполголоса "бедняга" и, сев за стол, начал писать письмо к своей жене. А на дворе поднялся ветер и завыл зловещим завываньем, тяжело и злобно ударяясь в звенящие стекла. Наступила долгая осенняя ночь. Хорошо тому, кто в такие ночи сидит под кровом дома, у кого есть теплый уголок. И да поможет Господь всем бесприютным скитальцам!"