Проклята луной (ЛП)

В двадцать два года до Евы доходит тяжелая, но простая мысль: чтобы выжить, нужно не только самому барахтаться, но и других топить. Можно сказать, тетушка преподнесла ей ценнейший урок за какие-то пятьсот тысяч рублей.

7.

Несколько лет пронеслись за пару секунд. Промелькнули пятнами как в калейдоскопе. И Машкино заплаканное личико, и родительские переговоры, и унылые поминки с кисловатым оливье, и ветер, смазывающий слезы.

– Вы бы выбросили этот номер, – посоветовала Ева, стряхивая наваждение. – Я вам никто, а уж вы мне – тем более.

– Да что ж ты несешь, Евонька! – квохтала тетка. – Я ж для вас костьми полечь готова. Да за какие грехи ты ополчилась на меня? Неужели за то, что я за помощью обратилась? Так мы ж родственники, нынче ты мне подможешь, а завтречко и я тебе одолжу какой рублик.

Ева вкрадчиво поинтересовалась, воротила ли тетка деньги, которые брала у Машки «в долг». Вместо ответа – короткие гудки.

Сергей на кухне гремел посудой – он любил приготовить что-нибудь этакое. Играло радио. Шумела водопроводная труба. Звуки давили на слух. Их было так много, что Ева на секунду оглохла.

Она заперла дверь в ванную на щеколду и, долго всматриваясь в зеркальное отражение, пыталась рассмотреть нечто необычное. Но видела себя: голую, мерзнущую, босоногую. Никчемную. Пена в ванной осела и колыхалась белоснежными островками.

Были б те деньги, Ева б окончила медицинский и работала педиатром. Она с детства мечтала лечить детишек. Она бы не мерзла зимними вечерами в трех штанах на рынке, к ней не приставали бы мигранты, не пытались облапать грязными ручищами. Она бы, конечно же, устроилась куда-нибудь - но не хваталась за любое место, где платят. Были б те деньги, Машка б поступила в Питерский институт. Ей так хотелось жить в городе на Неве и любоваться белыми ночами. Она бы уехала отсюда. Никогда не познакомилась с Егором. И жила бы сейчас счастливо… Жила…

Злость оглушила, вывела из равновесия. Тетка не деньги забрала, а жизнь! Машкину счастливую и долгую жизнь! Ева заехала ладонью по зеркальной глади, но та не треснула. Копия в отражении начала расплываться. Едкое дымное облако заволокло ванную комнату. По кафелю поползи крупные капли влаги.

Лоб покрылся испариной.

Кажется, Ева научилась обращаться со своими способностями. А значит, самое время забрать долги.

8.

Она настойчиво вдавливала кнопку звонка. Птичья трель разносилась за дверью. Долго, нудно. Оглушительно громко.

– Кто приперся-то в такую рань?! – донеслось из-за двери.

Ева тряхнула головой и не ответила. Она смотрела прямо в «глазок», насмешливо и спокойно.

– Ева! – ахнула заспанная тетка из-за двери. – Четыре утра, ты на кой ляд приехала?..

Загремели замки. Тетка была одета в нелепый леопардовый халат и ночную сорочку до пят в сине-желтые цветочек. На жабьей морде, одутловатой и обвисшей, отразилось недоумение пополам с раздражением.

– Впустите? – не дожидаясь ответа, Ева оттиснула тетку к стене и прошла внутрь.

Тетка кивнула, но глядела настороженно и всё охала про ранний час. Жила она одна в просторной двухкомнатной квартире. Ева бесцеремонно прогулялась по комнатам, не стягивая туфель. К стене прикручен плоский телевизор, напротив стоит новенький диван. В серванте фарфор, хрусталь. Да, а она не бедствует. Ева повторила эту фразу вслух. Тетка тут же сложила руки лодочкой у груди.

– Ах, как же не бедствую, когда денег совсем нет. Вещички-то мне Темочка прикупил, сама бы я их ни за что не взяла. Куда мне, нищей, до вашей роскоши? Ты, видать, помириться приехала? Так могла б и по телефону, не мотаться в такую-то даль. Туфельки-то сымай, а то я полы намывала вчера только.

– Чаем напоете? – вместо ответа спросила Ева, шагнув в кухню, и полезла в шкафчик за заваркой. Ошиблась – на полках выстроились в ровненький рядок банки с крупами. Ева осмотрела их, хлопнула дверцей, открыла ящик стола.

– Где у вас чай?

Тут до тетки дошло, что подчиняться племянница не собирается. Она уперла мясистые руки в бока и громогласно потребовала:

– Или обувь скидывай и веди себя нормально, или шагом марш отсюда. Спать приличным людям не даешь.

Тут-то Ева всё и поведала. Про полмиллиона родительских накоплений, про стоимость похорон и про то, как они с Машкой выживали на одной грече, пока тетушка покупала сыночку тачку. Их от голода иногда шатало, но гарнитур они не продавали, как и другие мамины драгоценности (кстати, не желает ли тетка их тоже присвоить себе?) А тетка не погнушалась названивать студентке-Машке и тянуть с той последние крохи. Ненависти в Еве не было – выгорела. Но то, что тетка просила денег у Машки, которую сама же обокрала, – это выводила её из себя.

Рассказывая, Ева достала чашку с котятами, плеснула туда холодной воды. Чайный пакетик отыскался в третьем шкафчике. Хозяйка дома молча следила за её манипуляциями.

Когда Ева замолкла, тетка ответила что-то невнятное, и голос её стал наигранно оскорбленным.

– Да как ты смеешь, неблагодарная?! Я вам двадцать тысяч из заначки выложила, а ты меня в воровстве обвиняешь?

Лицо побледнело, приобрело синюшный оттенок.