Стол аколита представлял собой зрелище одновременно поразительное и в тоже время тяжелое, скорбное для принятия и осознание. Это было его рабочее место, где среди обрывков каких-то бумаг, раскрытых книг и порванных в клочья страниц, порой намеренно соженных прямо на столе, в ряд стояли несколько деревянных игрушек, в форме животных, точнее, одного и того же животного. Это была кошка, абсолютно точно единообразная, пеплом окрашенная в черный цвет, с глазами бусинками и когтями, вырезанными дрожащей рукой, но при этом, практически одинаковых между собой по длиннее и размеру. На каждой, около извилистого хвоста, на теле или голове, значилось свое послание, текст которого продолжал вызвать все больше вопросов и создавать ощущение великого греха, связывающего двух наставников. На первой, самой маленькой, размером практически с кружку, было написано: "Прости меня" - повторяющееся послание заняло большую часть дерева, кроме голову, где сверкали янтарные зрачки. На второй, что уже сравнялась по росту с подсвечником, значилось следующее: " Ты любила кошек. У тебя была одна... Пусть она будет с тобой." - Эта фраза разместилась на спине, теперь, остальное пространство оказалось заполнено узорами в форме цветов. И последняя, самая высокая, уже превзошедшая собой длину моего предплечья, имела на себе всего два единственных слова, но написанных в таком огромном количестве, что это казалось практически узором, стройным и удачно сделанным. Спи спокойно. Тысячи раз, он повторил это на фигурке, проливая порой свою кровь, оставшуюся в разрезах между прошением. Между выставленными в ряд кошками лежало еще несколько грубых змей, что впрочем, судя по отсутствию голов, юноша доделать еще не успел. Их тела казались столько неизвестно вывернутыми, изгибающимися, будто живые, что я не могла понять, как именно грубые, иссченные пальцы юноши, смогли добиться такой плавности и ровности.
- Он тяжело перенес тот день... Но я его не виню, к сожалению, воля мира порой превосходит даже чаяния богов. - Голос Аколита оставался абсолютно спокойным, по крайней мере, она делала все, чтобы в словах не прозвучало ни одной эмоции. Несколько раз заглянув в разные сундуки и достав оттуда чашу, мел и небольшой ножик, девушка принялась рисовать на полу пентаграмму, но внезапно, дрогнули ее плечи, заставив дрогнуть все тело, сбив очертания круга, которое она рисовало. Тело девушки пробирал пугающий холод, заставляя бледное тело покрыться инеем я ощущала, что за спокойствием обитает глубокая печаль, что сжирает ее изнутри, что вырвалась в этом месте, не давая покоя на протяжении долгих лет, и которая прямо сейчас, овладела ее разумом, подчинив себе, сломив первую линию защиты. И теперь... Я уже чётко осознала, что в их дуэте, именно юноша был живым... Тогда, кем же была моя наставница? Чем она являлась на самом деле? - Я говорила ему выбросить их, сжечь, как он сделал с письмами и приказами. Он знает, что не вернет мне желтые глазки, но продолжает стараться. Мне больно от его старания... Он не верит, что прощен.
- Значит, это ваш кот? - Аккуратно спросила Гвин, разглядывая фигурки и даже касаясь пальцем резного дерева, после чего, вмиг убрала руку. На ее руке остались блеклые раны, словно от пореза бумагой. В тоже время я старалась выбросить из головы звон колоколов, что звучал от брони, кровь... Запах крови начал одолевать меня, я ощущала его от каждой вещи, она начала вытекать из расколотой земли, из плит под ногами. Долго находиться здесь казалось пыткой, которая постепенно становилась все хуже и хуже, убивая тебя и всякую волю... Даже несмотря на то, что я старалась возвести в сознание молитву, которую мне посоветовала Аколит, все было тщетно, влияние места оказалось слишком сильным... И в тот же момент, рука девушки легла на мое плечо, резко сжимая его и болью выводя из порочной дремы. Отведя взгляд от пола и переведя его на девушку, я выжидающе глядела в ее остекленевшие глаза, что замерли на месте. Она хотела мне что-то сказать? Просто помогла выбраться из тьмы, в которую я нечаянно рухнула, вслушиваясь в нечто, что лучше было не слышать? Как бы то ни было на самом деле, я оказалась благодарна ей за то, что наконец, шум исчез, оставив меня в покое.