- Да, у меня был безродный кот, с яркими, жёлтыми глазами... Я не была слишком оригинальной и назвала его желтыми глазками. Он сгорел, очень давно, к сожалению... Он по-прежнему пытается вернуть мне его. - Девушка покачала головой из стороны в сторону, аккуратно провожая нас обеих к небольшой чаше, которая расположилась в центре из своеобразной, невероятно сложной пентаграммы, которая блекло отражалась на темном полу. Ее узоры соединяли в себе фигуры, квадраты, треугольники и просто оторванные линии, с причудливыми растениями, формами, описания которых попросту нет. - Не противься, это место все равно возьмёт свое, ты только продлеваешь свои мучения... Дай прошлому вернуться сюда, и тогда, станет легче, тебе точно станет... Поверь, тебя он не ранит, он уже не ранит никого, кто не достоин этого... Все разрушения, что он сотворил, уже давно остались в прошлом, теперь, они забыты.
Я ничего не ответила, пытаясь разгадать эту странную загадку, возникшую прямо передо мной столь внезапно, что на секунду, я даже задумалась, не было ли это изначальным планом девушки. Кажется, мы подобрались к истории двух Аколитов даже слишком быстро... И я действительно не могла сказать, что моя наставница противилась этому. Она сама привела нас сюда, сама открыла завесу тайны, посоветовала увидеть все своими глазами, и я действительно прекратила читать молитву, позволив этим тяжелым, крайне сумбурным и трагичным эмоциями по очереди впиваться в мой разум, с каждым разом все сильнее и сильнее, терзая реальность вокруг и подвергая меня новым и новым проверкам. Я опустилась на пол перед чашей скрестив под собой ноги, по правую сторону расположилась Гвин, которая, кажется, наоборот стала куда лучше относится к Аколиту, которая прямо сейчас, завела скорбную песнь, разожгя под чашей пламя, что заставило аромат жженой стали пройтись по воздуху. Взяв ритуальный кинжал, она поднесла его к своей руке, сталь блеснуло под пламенем, отражая наши с Гвин испуганные глаза, медленно шепча слова и делая долгий, болезненный надрез, Аколит еле видно улыбнулась, раскрывая глаза и с наслаждением, вопиющей радостью глядя, как лезвие не покидало ее плоти ни на секунды, врезаясь все глубже и глубже, пока наконец не оставило кривую, рваную рану, идущую от одной части ладони к другой и практически деля ее на две части. Я уже предчувствовал всю боль, знала, что мне предстоит, но совет Аколит дал свои плоды, я стала видеть, ощущать всем телом, как вокруг, вырываясь из-под тяжести плит, стали медленно восставать бледные, изнеможденные призраки, что собирались вокруг огня, растворяясь в нем. Молитва пала, оставив тело и разум один на один с этим неизведанным ощущением, я погружалась все глубже и глубже, ощущая, как сгущается мрак, как он изменяется под стать моим мыслям, ища свой путь к сознанию, при этом сжирая крошащуюся на части реальность, что оставалась только в единственной, горящей на полу свече, что подогревала чашу, в которую полилась кровь... Моя кровь, но боль не нашла меня среди блуждающих вокруг призраков, один за одним восставших из гранитных плит этого места. Ныне, я оказалась слишком далеко, слишком сильно оторванной от реальности, чтобы испытывать эмоции живых существ, но отчётливо видя, как бледные тела что-то делают, сражаются, ходят... Корчатся от боли и пылают, пылают от огня одной единственной свечи, стоящей посреди этого бесконечного месте. И в какой-то момент, когда струйка крови наконец перестала течь... Собой погасив свечу, мир осветился заново.
Глава 49