Проклятая и безликая

Гвин взглянула на меня с ужасом, прижав к себе клинок и глядя на Аколита, ожидая того, что же сотворит юноша, который прямо сейчас дрожал, сжимая и разжимая пальцы на руках. Я знала, что он не сможет противиться, я знала о всем его проклятом падении, а это то единственное, что еще трогает уничтоженную душу, обитающую в этой полой оболочке, которая возвышалась надо мной, прожигая взглядом. Он жил тем днем, и я заставила его заново испытать кошмар того дня, в тоже время связав этот день с грязью грехов, с его тьмой, из-за которой тот попросту не достоин нести роль судьи или палача. Но что действительно ранило меня, так это страх в глазах Гвин, который обратился ко мне, когда юноша послушался моего приказа, медленно покидая комнату. Его движения казались практически пьяными, он болезненно качался из стороны в стороны, тяжелое дыхание раздавалось горьким рычанием и болью. Тяжело вздохнув, я ощутила истощение и печаль, моя ближайшая подруга смотрела на меня как чудовище, хотя я её сделала ничего, в тоже время, нахождение в разуме Аколита било по сознанию, отрывало от него куски, бросая их на растерзание тьмы, словно пытаясь просто причинить мне лишнюю, ненужную боль. В руках, на кончиках пальцев и прямо в центре ладони, я ощутила онемение, кровь стремительно перемещалась по телу, словно не в силах найти себе места, из-за чего я тоже казалась выпившей, делая неровные шаги и каждый раз выглядя так, словно вот-вот рухну. Обернувшись на Гвин, я хотела улыбнуться ей, ощутить в ее глазах свет и тепло, но нашла только испуг, опасение и боль по тому, что я сотворила. На моем лице возникла печаль, что быстро превысила абсолютно все без исключения неудобства и боль, которые отошли далеко назад, став просто раздражающим, болезненным и надоедливым шумом где-то позади. Что я вновь сделала не так, где провинилась? Я избавилась от нечистого, который достоин только вечного искупления, он возомнил о себе слишком многое, позволив… судить жреца, который был намного чище, чем он, намного правление, даже не смотря на предательство! Ересь проникла в сознание престарелого мужчины, то было абсолютной, непререкаемой правдой, но и Аколит не являлся святым, я даже не могла с уверенностью сказать, что он служил богам… так почему к нему должно остаться человеческое отношение, чем он его заслужил? Он хуже чем раб... Просто скот, и я понимала, почему моя Аколит так пользовалась им, словно инструментом, потому что он действительно оказался орудием. Эти мысли дались мне слишком тяжело, разбившись о предательски болезненное неверие Гвин… Ее опасения, страх и боязнь, заставили меня отступить обратно, убирая глаза и скрывая медленно просачивающиеся слезы, которые стремительно одолели меня, сыграв сразу на всем, что сегодня произошло. Неужели даже после подобного... Практически подвига, я не заслужила робкой улыбки? Неужели, это так сложно... Понять то, что юноша был порабощен своим прошлым, оторванным от реальности, недостойным.

- Я… не хотела причинять тебе боль, о Близнецы, я.. Прости меня. - Гвин мученически опустила взгляд, делая неровные шаги мне на встречу. Такой искренний голос, невольно, я подняла голову, глядя на девушку и внимательно изучая прекрасное лицо, что пыталось скрыть отчаяние и страх. Ее руки легли мне на плечи, тепло согрело ледяную кожу, на которой выступил пот, сердце девушки билось подобно медленному механизму, источающему свой необъяснимый, нежный свет, который не жег мне плоть, только лишь согревал ее, нежно обволакивая, словно материнское тепло. Лезвие кинжала мелькнуло за моей спиной, в нем отражалось уставшее, потерянное лицо девушки, которая старалась принять произошедшее, а не винить одну лишь только меня. Ей тоже тяжело, она тоже сбилась с пути, но я не позволю аколиту взять верх над девушкой, над ее собственным разумом и волей, которые поклялась охранять, он не подчинит ее себе, не убедит в ложной правде, которую он плел, пытаясь убедить самого себя.. И несмотря на то, кем был Аколит когда-то давно, не взирая на стаж наставника, он оставался чудовищем, которое живо только из-за того, что Дэлин попросту слишком слаба для того, чтобы покончить с ним. Некогда, он возможно был великим воином, возможно, в нем живет раскаяние, но подобные ему не заслужили жалости, они знают только тьмой, обитают в ней, цепляются за нее, не веря, что способны вернуться ко свету. Но это не так. Он не вернется к милости Близнецов. Никогда. - Я не могу дать ему уйти, Лиз, он…