Проклятая и безликая

- У меня нет выбора, Нерис... Ты видишь все сам, их доказательства стоят того, чтобы обвинить жреца и предать его казни... Но я должен спросить, что ты думаешь насчет него? Несмотря на все, это по-прежнему твой гость и твой человек. - Тиер вложил книгу в руки Тревелья, но тот уже все прочел, аккуратно отдавая ее в руки одного из слуг, который отнес томик обратно историку, который с удовольствием принял его, начиная разглаживать смятые страницы и порой хмуро сверлить взглядом Тревелья, замечая отпечатки его жирных пальцев. Лорд выглядел погасшим, весь вечер обернулся сущим кошмаром, о котором он даже не мог догадаться. Его дочь призналась в расторжении помолвки, жрец оказался еретиком, отравителем и сектантом, возможно одним из худших. Мне было видно, как он метается из стороны в сторону, не желая говорить то, что должен. Но выбора не было, все факты были против, я видела жизнь Марка, тьма поглотила его душу и тело, изменила мысли, подчинила волю и сломила тело. Подобные ему... Им нет пути ко свету, больше уже нет. Они не хотят искать путь к нему, довольствуясь той ложной дорогой, по которой идут. Подобное могло бы заслужить уважение, если бы зачастую, эти дороги не были путями разрушения, убийства, пламени и тьмы. Они могли бы стать отдельным орденом... Если бы несмотря на все, оставались верны Империи, служили бы ей, как то делают тысячи и тысячи других людей, возможно, тоже сомневающихся, тоже бьющихся в агонии сомнений.

- Он виновен и достоин смерти. - Приговор прокатился по залу громогласно, четко и твёрдо, словно говорил вовсе не Лорд, а мой отец. Но после, раздался тихий шепот, окончивший этот суд. - Но прошу... Дайте моей девочке увидеться с ним... В последний раз перед казнью. А после, делайте все, что пожелаете.

Глава 53

Толпа неспешно разбредалась по дому. Исчезая из виду, они оставались лишь обособленными парами людей, следующих по своим делам. Было так странно наблюдать, как люди, несколько секунд назад смотрящие на эту сцену с страхом, непониманием или боязнью, просто отворачиваются от нас, от жреца или глав семейств, уходя прочь. Словно не было никакого суда, никто не истекал кровью, не плакал лежа на стуле, порой начиная дрожать. Будто бы закончилось представление, на которое никто не хотел попадать, и когда спектакль подошел к концу, все бросились прочь, забыв об актерах. Я не ожидала, что именно так будет выглядеть конец нашего суда. Аколиты вместе с нашими жрецами первыми покинули помещение, принявшись готовить на улица костер очищения. На прощение, Аколит коснулась моего плеча, поздравив с первой казнью и успешным раскрытием ереси. Остальные наши наставники расселись за стол, принявшись что-то обсуждать с Дереком, да счетоводами, которые иногда поглядывали на Марка, обычно наливая себе еще алкоголя. Удивительно, что за один вечер Ворон приобрел столь высокую популярность среди моих учителей, рассевшихся вокруг него, словно дети, слушающие байки своего деда. Было видно что Ворон заметно набрался алкоголя во время смуты, улыбаясь чаще обычного и разговаривая крайне громко, в особенности в сравнении с шепотом, который обычно исходил от мужчины. Наверно, для диверсанта и убийцы подобное было крайне непривычно, но судя по всему, подобное мало волновало самого мужчину, травящего байки и шутя, смеясь в унисон с остальными. Лекари и лорд Тревелья трепетали вокруг лежащей без сознания Мирен, пытаясь то ли пробудить ее, то ли попросту облегчить боль. В какой-то момент, они взвалили ее на плечи друг друга, принявшись выносить матриарха из зала. Остальные разбрелись кто куда: фрейлины попросили разрешение у Сессиль чтобы уйти, несколько раз взглянув на нас с удивлением и страхом, несколько счетоводов так же попросили у отца разрешения наконец покинуть празднество. В итоге, судьба оставила нас наедине с остальной семьей, которая глядела на нас с Гвин все теми же неясными, потерянным взглядами, которые я не понимала как именно следует трактовать. Возможно, это и вообще не могло быть переведено в слова, и потому, не было нужды в попытке понять мысли и чувства. Вглядываясь в членов семьи, я понимала, что видимо, наконец пришло время того самого разговора, о котором говорил отец еще в самом начале празднества. Наконец наступила пауза, во время которой, мы не были обязаны ни играть чуждые роли, ни пытаться следовать традициям, давно устаревшим и ненужным в своей основе, но остающихся властью в этом мире перемен. К сожалению, я не успела подготовиться к этому. Предстоящий диалог пугал своей неизвестностью, бессмысленной неопределённостью, которую я не хотела принимать или сдаваться на ее милость. Смогу ли я понять, что же чувствует отец, почему ему так тяжело и скорбно. Смогу ли вновь в глазах брата быть все той же сестрой или подобное навсегда потеряно? Будет ли мать по-прежнему ласково гладить меня по волосам… или же, смириться с тем, что я изменилась. Но изменилась ли я на самом деле?