Проклятая игра

Марти сонно оглянулся в ту сторону, откуда пришел. Если он подозревает, что Той еще в клубе, не вернуться ли ему и не выяснить это? Но в голове возникали неприятные связи. Женщина, ответившая на звонок в Пимлико, чей голос был слишком ужасен, чтобы слушать; вопрос девушки за стойкой: «Он здоров?»; глубокое отчаяние, которое доносилось из-за запертой двери. Нет, он не мог вернуться. Ничто, даже обещание безупречной системы, позволяющей одержать победу за каждым столом в клубе, не заставит его это сделать. В конце концов, существует такая вещь, как разумное сомнение, и при случае оно может стать целительным зельем, не имеющим себе равных.

VIII. Поднимая тарарам [12]

45

Вдень Тайной вечери, как он привык называть это событие, Марти брился три раза: один раз утром и два раза днем. Приглашение уже не казалось таким лестным, как поначалу. Теперь всем, на что он уповал, была удобная отговорка – способ, с помощью которого он мог бы вежливо избежать того, что, как он был уверен, станет мучительным вечером. Ему нет места в окружении Уайтхеда. Их ценности не были его ценностями; в их мире он – не более чем функционер. В нем нет ничего, что могло бы дать им больше, чем минутное развлечение.

Только вновь надев парадный пиджак, Марти осмелел. В этом мире видимостей почему бы ему не примерить на себя иллюзию, как и любому другому человеку? В конце концов, в «Академии» все получилось. Хитрость в том, чтобы как следует позаботиться о внешности – правильный дресс-код, правильное направление, в котором нужно пройти порт. Он начал рассматривать предстоящий вечер, как испытание своего ума, и дух соперничества проснулся в нем в ответ на вызов. Он сыграет с ними в их собственную игру, среди звона бокалов и болтовни об опере и больших финансах.

Трижды побрившись, переодевшись и брызнув на себя одеколоном, Марти спустился на кухню. Как ни странно, Перл в доме не было: этой ночью о гурманах заботился Лютер. Он открывал бутылки с вином: комната благоухала от смеси букетов. Хотя Марти считал, что народу собралось немного, на столе стояли десятки бутылок, этикетки на многих испачканы до неразборчивости. Все выглядело так, словно из погреба вынимали лучшие образцы.

Лютер оглядел Марти с головы до ног.

– У кого ты украл костюм?

Марти взял одну из открытых бутылок и понюхал ее, не обращая внимания на замечание. Сегодня он не собирался поддаваться на провокации: он все просчитал и никому не позволит это испортить.

– Я спросил: у кого ты…

– Я услышал тебя в первый раз. Я его купил.

– Да ладно?

Марти тяжело поставил бутылку на стол. Стаканы на столе звякнули друг о друга.

– Почему бы тебе не заткнуться?

Лютер пожал плечами.

– Старик тебе его дал?

– Я же сказал тебе. Захлопни пасть.

– Сдается мне, ты глубоко увяз, приятель. Знаешь, что ты – почетный гость на этой пирушке?

– Я собираюсь встретиться с друзьями старика, вот и все.

– Ты имеешь в виду Двоскина и этих придурков? Вот подфартило, да?

– А ты у нас сегодня кто, виночерпий?

Лютер поморщился, вытаскивая пробку из очередной бутылки.

– У них на особых вечеринках не бывает официантов. Уж слишком личное дело.

– В каком смысле?

– Откуда мне знать? – сказал Лютер, пожимая плечами. – Я ведь обезьяна, верно?

Между восемью и половиной девятого машины начали подъезжать к Приюту. Марти ждал в своей комнате, когда его позовут присоединиться к остальным гостям. Он услышал голос Куртсингера и голоса женщин; доносился смех, временами пронзительный. Интересно, подумал он, это жены, которых они привезли с собой, или дочери.

Зазвонил телефон.

– Марти. – Это был Уайтхед.

– Сэр?

– Почему бы тебе не подняться и не присоединиться к нам? Мы ждем тебя.

– Да, точно.

– Мы в белой комнате.

Еще один сюрприз. Эта голая комната с уродливым алтарем казалась неподходящим местом для званого ужина.

На улице вечерело, и прежде, чем подняться в комнату, Марти включил свет на лужайке. Прожекторы пылали; их свет проникал в дом словно эхо. Его прежний трепет полностью сменился смесью непокорности и фатализма. Главное – не плюнуть в суп, а с остальным он как-нибудь разберется.

– Заходи, Марти.

Атмосфера в белой комнате уже была удушающе густой от сигарного и сигаретного дыма. Никто не пытался украсить это место. Единственным украшением являлся триптих: распятие было таким же ужасным, каким его помнил Марти. Когда он вошел, Уайтхед встал и приветственно протянул ему руку с почти ослепительной улыбкой на лице.

– Закрой дверь, пожалуйста. Проходи и садись.

За столом было всего одно свободное место. Марти подошел к нему.

– Ты, конечно, знаешь Феликса.

Адвокат Оттавей, Стриптизерша-с-веерами, кивнул. Голая лампочка отбрасывала свет на его макушку и обнажала линию парика.

– Лоуренса тоже.

Двоскин, тощий тролль, как раз потягивал вино. Он пробормотал приветствие.

– И Джеймса.

– Привет, – сказал Куртсингер. – Как приятно снова тебя видеть.

Сигара, которую он держал в руке, была самой большой, какую Марти когда-либо видел.

Разобравшись со знакомыми лицами, Уайтхед представил трех женщин, сидевших между мужчинами.

– Наши сегодняшние гости, – сказал он.