И я бы сказал ей обо всем, но… как испортить ей радость? Это сродни тому, что отнять у ребенка Рождество Христово.
Да и, мнится мне, не поймет Матрена. Решит, что вновь я ревную. А я и вправду почти теряю разум от ревности, стоит представить подле нее того же В.
Что мне делать?
Ты скажешь, делать то, что я должен. Но беда в том, что ныне я запутался совершенно и сам не знаю, что же я должен. Отступить? Удержать? Не отпускать ни на мгновенье, рискуя при том обрести славу ревнивого безумца? Пускай, я и вправду безумен, ревнив, когда речь заходит о ней.
Такова любовь.
Ты спрашивала как-то, на что я готов ради любви. Теперь я знаю ответ: на все.
Пожалуй, еще немного, и я, уподобившись древнему тирану, заберу супругу, запру ее в высокой башне, заставив вернуться в то прошлое, где я был счастлив. И часть меня жаждет того, говорит, что я имею полное право поступать так, как заблагорассудится. Не я ли вызволил ее из неволи? Не я ли дал ей свое имя и положение? Сделал холопку Бестужевой? Так почему я должен поступаться своими желаниями и счастьем? Другая же часть меня твердит, что я все равно не был бы счастлив, сделав несчастною Матрену. И что самопожертвование – это естественно для любви. Хотя ты, моя дорогая Амалия, только посмеешься. Я никогда-то не был склонен жертвовать собою и во многих иных людях, с которыми случалось мне сводить знакомство, качество сие полагал недостатком.
Выходит, я изменился, моя дорогая Амалия. И переменам этим должен быть благодарен судьбе, которая свела меня с Матреной и позволила узнать, что есть истинное счастье».
Амалия, давая волю раздражению, скомкала письмо и отправила в камин.
– Мы едем в Петербург, – объявила Амалия компаньонке, тенью притаившейся в углу. Та кивнула, как обычно, не удостоив Амалию ответа.
Да и нужен ли он был?
Компаньонка давно усвоила свое место в этом доме и не собиралась ничего менять. Амалия же… Что ж, маменька будет рада, что дщерь ее беспутная решила вернуться в столицу. Вероятно, сочтет, что доводы ее достигли разума Амалии и та решила все же найти себе жениха.
А может, и вправду…
Есть люди помимо Давида… Пусть он и дальше возится со своею холопкой, пуская пузыри от счастья… Амалия же… Амалия забудет и его, и письма эти. Выкинет из головы.
Или нет?